Из ванны вышла жена.
– Ну, что Плейшнер, кусай свой воротник с ядом и бросайся со второго этажа.
– Представляешь, засмотрелся на заграницу и даже не снялся с ручника. Меня сбило то, что он назвал нас по именам.
– Поздно каяться. Иди, умывайся. Сейчас покойник придёт.
Умывался я кое-как. Щётка упорно размазывала пасту по щекам, вода из смесителя текла то холодная, то обжигающе горячая. Устав бороться с утренней гигиеной, я намочил в воде полотенце и вытер им лицо. Им же протёр и зубы. Но прийти в себя не получалось.
Вернувшись из ванной комнаты, я застал в комнате Вову. Он был потрясающе немногословен.
– Пора.
– Что пора? Куда пора? Кто из нас куда спешит, а? Ты торопишься куда-то к открытию? Так езжай! Я не тороплюсь, это раз. Мне здесь не нравится, но я здесь останусь и выпью кофе, это два. Или мы под арестом? Где Петрович?
Вова смотрел на меня так, как будто прицеливался.
– Пей и поехали.
– И буду пить.
Сердитый на всех и на вся, я, громко топая ногами, именно потопал, а не пошёл, на первый этаж. Включив чайник, я посмотрел в окно. На тротуаре около дома, как раз напротив кухонных окон, стоял пожилой мужчина. Он, пряча от ветра зажатую в ладони зажигалку, старался прикурить. На кисти его левой руки висел красный пакет. На надпись я старался не смотреть. И так было понятно, что жёлтыми буквами, как обвинение в моей беспечности и глупости, было написано «Пенни-маркет».
Я, не мигая, смотрел на мужчину. Ему, наконец-то удалось подкурить на ветру. Он затянулся, выпустил дым в воздух и, как мне показалось, посмотрел не в окно, около которого я стоял, а прямо мне в глаза. Этот зрительный монолог продолжался минуты две, после чего мужчина, то ли с сожалением, то ли с осуждением покачал головой. Он сложил пакет несколько раз до размера записной книжки и засунул в боковой карман. Дальше было ещё интереснее. Я вообще-то не знал, видит он меня, или нет, поэтому на всякий случай оглянулся. Чистюля на кухне ещё не появился. Я снова впился глазами в мужчину. Указательным пальцем левой руки он легонько постукал себя по кончику носа, а из правой руки, лежащей на заборе, уронил клочок бумаги в открытый почтовый ящик. После чего снова постучал себя легонько по носу. Затянувшись, мужчина пошёл дальше по улице. Представление для меня закончилось.
Судя по этому спектаклю, это и был мой несостоявшийся встречающий. Настоящий.
А что он уронил в почтовый ящик? Налив кипяток в чашку, и схватив сигарету, я, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие хотя бы в походке, я вышел за порог.
– Ты куда? – ударил в спину вопросом Чистюля.
– Курить. На воздух.