Я никогда не забуду Любу, но тем не менее я не сразу ее узнал. Вернее, не соединил мое новое ее восприятие – по запаху – с человеческой привычкой узнавать людей в лицо. Запах ее, как уже было сказано, показался мне очень аппетитным. И я даже знаю почему. Потому что когда-то я ее… ну не любил, конечно, но находил очень и очень сексуально привлекательной. Вот оно и сыграло. Если уж нам кто нравится, то во всех смыслах. Люба, значит, очень нравилась.
Или я просто сильно проголодался к вечеру.
Я не видел ее давно – больше двух лет, наверное. Собственно, с того лета, когда думал, что потерял Марину. Потом столько всего произошло и так все в моей жизни закрутилось, что было не до поддержания дружеских связей. Мне иногда совестно было, что я вот так воспользовался Любиной добротой, я потом куда-то слился. Но проявиться не было времени и возможности. А потом уже и желания. Потому что «судьба более страшная, чем смерть», меня настигла, а после этого приоритеты, знаете ли, меняются.
Налететь на нее было неловко и странно. Я ждал неудобных разговоров. Но ей, как выяснилось, было совершенно не до меня все это время. Она, оказывается, родила ребенка от своего бойфренда Вани, фотографа средней руки, – никогда не мог понять, чего она с ним возится, на мой взгляд, он зануда страшный. Потом с Ваней все разладилось, как это бывает иногда, и Люба осталась, как она возвестила с нервным смешком, «независимой одинокой матерью». В этом месте мне пришлось подавить свою инстинктивную реакцию сказать что-нибудь язвительное: дело в том, что Люба происходит из категорически НЕ бедной семьи, она обожаемая дочь очень успешного папаши. Для нее быть одинокой матерью – совсем не то, что для большинства женщин в нашей великой и могучей стране. Но она все равно, конечно, молодец. Работает. И с сыном возится – судя по тому, как часто он возникает в ее разговорах, возится плотно.
У нее сын, его зовут Макс. Ему почти два года.
Он только чуточку младше меня. Нового меня…
В этом есть великая ирония на самом деле. Два года назад и у меня, и у Любы началась новая жизнь. Она стала матерью нового, живого человека. А я… я стал за это время живым мертвецом.
Все то время, пока мы весело и на первый взгляд непринужденно беседовали в баре «Стрелка» (всем бы он был хорош, как прежде, вот только курить в помещении запретили), все время, пока она, явно гордясь и радуясь, рассказывала мне о том, как удачно у нее прошли эти два года, как ей наплевать на бывшего, какой у нее клевый мальчик и как ее замучила рутинная работа… Все это время я думал о том, как по-разному может меняться человеческая жизнь.
Два года.
Два года прошло с тех пор, как на парижской крыше мне прокусил шею вампир, одержимый жаждой мести – желавший через меня причинить боль моей возлюбленной. Два года с тех пор, как глоток крови ее бывшего мужа-вампира спас меня от человеческой