Но сегодня я видел в глазах пятисотлетнего вампира шок. Я видел в них страх.
Дураком надо быть, чтобы в такой ситуации не испугаться самому.
Что-то нехорошее происходит в нашем городе.
Я часто задумываюсь над тем, как сложилась бы моя жизнь, если бы в мире не было сверхъестественного.
Если смотреть поверхностно, то ответ чрезвычайно прост: не будь в мире магии, моя жизнь весьма быстро окончилась бы. Я умер бы в возрасте, очень раннем для нынешнего времени и относительно зрелом для моего. Умер с честью, на поле боя. Осада Арраса, так романтически воспетая господином Ростаном в «Сирано де Бержераке», унесла немало молодых жизней. Моя должна была быть в их числе, что было бы вполне… естественно для человека моего происхождения и положения. Пойти на войну и там погибнуть – для третьего сына в знатной, но не слишком состоятельной семье это было фактически проявлением учтивости, любезным и красивым способом избавить родных от лишних расходов на твое содержание. Другое дело что я вовсе не был склонен облегчать жизнь родичам. И со славой своего старинного имени я не слишком носился. Семья не любила меня, я отвечал тем же. Я мог бы и не пойти на ту войну, хотя бы им назло. Но я пошел…
Я отправился воевать потому, что у меня был друг: бретер, философ, повеса, хитрец, интеллектуал и гордец, непревзойденно владевший шпагой и не упускавший случая блеснуть клинком – или острым словом. Я находился под сильным влиянием своего друга, он был для меня примером во всем с той самой секунды, как мы впервые встретились: я явился в его парижский отель, чтобы взять несколько уроков фехтования. Он не был обычным платным учителем из тех, что кормились своим мастерством и потому почитались нами, дворянами, чем-то вроде слуг. Хотя источники его доходов были неизвестны, он никогда не нуждался в средствах, и брал за занятия символические суммы, а иногда и вовсе учил бесплатно, фехтуя просто ради удовольствия. Было известно, что ежедневно, кроме дня субботнего и воскресного, он принимает любого желающего – ожидает гостей в выходящей во двор оружейной галерее своего дома и обучает самым виртуозным приемам владения шпагой и саблей. Кто-нибудь приходил к нему каждый день: из любопытства, из желания помериться силами или в самом деле приобрести новые навыки. Он был разборчив и дрался далеко не со всеми. По Парижу ходила презабавная история о том, как раздраженный настойчивостью какого-то напыщенного дурака, бросившего к его ногам кошелек в попытке купить урок, который ему не хотели давать, он все-таки вступил с нахалом в схватку и гонял его по галерее до тех пор, пока тот, запыхавшийся и потный, не взмолился о пощаде и возможности передохнуть. И проделал мой друг все это, даже не раскрасневшись, с улыбкой на лице, сопровождая каждый выпад остроумными замечаниями. Дамы были от него без ума, мужчины восхищались им и очень часто на его «уроки» собирались поглазеть, как на театральное представление или игру в мяч.
Я