– Могу дать тебе преимущество перед другими людьми. Только пожелай.
Он смотрел на меня, не мигая.
Я ответила:
– Нет! Мне это не нужно.
– В таком случае тебе тяжко придется, – повторил Капитан слова Эльвиры.
– Мой путь – это мой выбор. Все поражения и победы на нем принадлежат только мне.
Капитан встал, повернулся ко мне тяжелыми черными крыльями и спросил:
– Ты помнишь Мансура? Он мог стать твоей судьбой!
И я увидела Мансура, сына тети Вари, которому было пятнадцать в Первую чеченскую войну. Он носил шляпу с широкими полями и был необычайно красив.
Капитан усмехнулся и исчез, а я проснулась.
– Хочу кофе! – истошно орала Нина Павловна.
На часах было ровно пять утра.
Мама вышла вместе со мной и объявила, что это наши последние дни служения. После данного заявления Нина Павловна поздоровалась и, к несказанному моему изумлению, заговорила не отборным матом, а языком классической русской литературы.
Приготовив обед, я перестелила больной кровать, взбила перину, сделала массаж, вынесла мусор, произвела влажную уборку и оставила маму встречать социального работника, приносящего лекарства. А сама под предлогом, что нужно чистить ворота гаража, которые я уже отдраила на днях, отправилась в редакцию газеты «Ставропольский этап».
От публикации материала, оставленного главному редактору, зависело: возьмут меня в штат или нет? Смогу я дальше работать журналистом?
Проработав пару лет в газетах и журналах Грозного, я хотела продолжить дело своего деда Анатолия – журналиста и кинодокументалиста.
Дом Нины Павловны стоял у самого леса, автобусных и троллейбусных маршрутов здесь не было. Только несколько раз в день проезжало маршрутное такси.
Дождавшись его, я вышла у центрального парка и отправилась в редакцию. Замусоренный пруд представлял собой печальное зрелище. Дело было даже не в мутной воде, а в гражданах, собравшихся около прибрежной пивной и изрядно портивших своим видом весенний пейзаж: они распивали водку и пиво, наслаждаясь слабым апрельским солнцем. Их отпрыски, на которых сидящие за деревянными столиками родители не обращали никакого внимания, бросали с горбатого мостика камни, целясь в благородных птиц. Испуганные лебеди хлопали крыльями, пытаясь увернуться от нависшей над ними опасности. Маленький пруд лишал птиц возможности спрятаться от летящих камней, и они чувствовали себя мишенями, совсем как я и мама на русско-чеченской войне.
– Что вы делаете? – сказала я детям. – Так нельзя!
– Иди на хуй! – бодро ответили мне детишки.
– А если в вас попадут камни? Разве это – хорошо?
– Иди на хуй! Иди на хуй! – звонкими голосами скандировали старшие мальчики, лет восьми на вид. В ярких свитерах, синеглазые и стройные, они были похожи на херувимов, неизвестно как попавших сюда с небес. Те, что помладше, подхватили их клич.
– Не знаю я туда дорогу! – ответила я.
– Как