Оказалось, нужно пройти арку и выйти через проулок на соседнюю улицу.
– Ты Насух или Николя? – спросила я младшего из братьев.
– По паспорту Насух. Но никто так не зовет. Все называют Николя.
– Это французское имя…
– Вот именно! Во Франции свобода! В Европе свобода! Там живут счастливые люди! – заявил Николя.
– Т-с-с-с! – Захар подхватил его за плечи. – Не болтай лишнего! Мы идем домой.
– Знаете, однажды мой отец шел по улице… – Мама очень любила рассказывать семейные истории. – Поздно вечером он возвращался с телестудии. Всю жизнь фильмы снимал в Грозном. Отец к старости носил с собой газетку. Руки сильные, в молодости боксом занимался. Идет по улице старик с бородой, в руке – газетка, а в газетке – эбонитовая палочка.
Мы засмеялись.
Это был искренний и легкий смех, прозвучавший впервые за все время, проведенное в чужом и холодном городе, построенном на холмах.
– Как-то отец увидел, что пятеро бьют одного, – продолжила мама. – Все чеченцы. Парень обороняется, но у бандитов – ножи.
– Что же случилось?! – спросил Николя.
– Отец бросился на выручку. Схватил покрепче свою эбонитовую палочку да как эбанул ею по дурным головам!
От нашего хохота закаркали и сорвались с места вороны. Давно в этом краю не было такого веселья! Захар и Николя остановились, согнувшись от смеха пополам, а я, слушая историю в сотый раз, испытала гордость за дедушку Анатолия.
– Отбились! – закончила мама. – Парень попал в больницу, но быстро выздоровел. Всю оставшуюся жизнь мой отец с ним дружил.
– Можно обнять вас на прощание? – спросил маму Захар.
Мама обняла его и Николя.
– До свидания, мальчики.
Я помахала им рукой, и мы продолжили путь.
Адвокатское бюро располагалось у Нижнего рынка. Примеченная нами контора манила поведать о несправедливости мира: документы из грозненского вуза мне упорно не отдавали.
Пройдя по коридорам, мы попали в просторный зал, где у стола одиноко сидел задумчивый мужчина.
– Куда же все подевались? – спросила мама.
– Разбежались. – В рифму произнес мужчина, а затем представился: – Леонид Игнатович. Буду рад вас проконсультировать.
Мы наперебой рассказали ему безвыходную ситуацию, когда поездка в родные края становилась похожей на самоубийство, и попросили позвонить в чеченский институт.
Через пять минут Леонид Игнатович убедился в наших словах. Проректор на просьбу отдать чужие документы ответил отборным русским матом и бросил трубку.
– Вы – наш свидетель, – сказала грустно мама.
– Сочувствую и постараюсь подсказать что-то по делу, – пообещал Леонид Игнатович. – Только сдается мне, что это уже никак не поможет.
– Я не могу потерять три года учебы из-за какого-то ненормального, – возмутилась я. – Моя семья осталась без крова, без имущества. Учеба для меня последний бастион.
– Что помогло выжить на войне? – не скрывая любопытства, спросил адвокат.
– Йога, –