– Пожалуй, что нет.
– Тогда, с вашего позволения, я вкратце повторю для запоминания. Последний старец был покойным не менее недели, после чего его откопали, посадили на стул и чем-то ударили сзади по темени.
– По шее.
– По шее, ему от того не больнее. Удар был по касательной (гоф-медик уважительно наклонил голову, соглашаясь с сим определением). Удар произвёл либо тренированный человек, который, мало того, что знал, как надлежит нанести удар, так и знал, куда именно. Либо повторным убивцем был низкорослый человек. Всё верно?
– Полностью соответствует моему рассказу.
– А… простите великодушно, – штаб-ротмистр слегка замялся, – этот низкорослый… этот убивец, не мог оказаться подростком?
– При том условии, что сила удара подростка будет уравновешена крепостью и тяжестью того предмета, коим и нанесён удар, может.
– А вы не предполагаете, что это за предмет?
– Вероятно, это деревянный предмет, обхватом с оглоблю. Вероятно. Но, в том разе, ежели убивец мужчина. А окажись он, с ваших слов, подростком, вполне вероятным станет и обух топора.
– Или кузнечный молот, – почти в один голос проговорили друзья.
– Теперь последний вопрос от меня, – погладив свою щёку, сказал Кирилла Антонович, – могли бы мы самолично осмотреть того, третьего старца? Точнее сказать – его тело.
– Увы, господа. Тела тех трёх старцев уж погребены, как неопознанные и бездомные. А сами регистрационные номера, коими пронумерованы их могилы, да и позволение, как я понимаю, на эксгумацию, находятся в ведении господина Турчинова. Но вы, памятуя о его памяти, и без должных подношений, к нему не пожалуете. Да и не советую вам к нему – испачкаться об него можете. Хотя, отговаривать от похода к нему не имею права.
– Продолжу «игру в последний вопрос», – улыбнувшись, заговорил Модест Павлович, – вам, как вы сказали, доложили, где сыскались первые два старца. А что сказали о третьем?
– Сказали, что лежал он на тряпице подле сгоревшей кузни.
– Хоть это сошлось.
Далее были рукопожатия, слова искренней благодарности и всяческие заверения, предшествующие прощанию. Друзья спешили выйти вон из лечебницы.
И не оттого торопились, чтоб переосмыслить всё сказанное гоф-медиком, а оттого, что хотелось надышаться воздухом. Чистым уличным воздухом, пусть и пыльным, но без запаха камфары и карболки.
В задумчивости друзья медленно двинулись вдоль улицы. Говорить не хотелось. И это «не хотелось» длилось не более полуминуты.
– А скажите, Модест Павлович, стоит мне завести себе трость? С резным набалдашником. Что скажете?
Штаб-ротмистр остановился и рукою попридержал друга, успевшего к тому мигу совершить ещё два шага.
– Что? – Спросил помещик.
– Думаю, Кирилла Антонович,