– Вам следует пройти несколько улиц и свернуть… – встречающий достал из брючного кармана сложенный вдвое листок плотной бумаги, развернул его и, указывая мизинцем, который совершенно не гнулся, на синие точки на плане, начертанном от руки, – вот тут, и тут.
– Простите, вы в кавалерии служили? – Невпопад спросил Модест Павлович.
– Крестиком обозначено место, куда вам следует идти. Это ресторан «Крым». Вы его легко узнаете по тому, как он, мягко говоря, окрашен. А что?
Последнее «А что?» упёрлось, словно выставленным пальцем в Модеста Павловича.
– Вы близко знакомы с саблей. Я прав?
Встречающий (кстати сказать, не сделавший попыток представиться), поспешно убрал руки за спину. Повременив с ответом несколько секунд, он покачал головой, словно беседуя с самим собой, при этом, с чем-то сказанным самому себе, совершенно не соглашаясь. Однако тут же приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но…. Он только опустил голову, снова покачал ею и произнёс совсем не то, что ожидал от него услышать Модест Павлович и, что было особенно заметно, не то, что ему самому хотелось сказать.
– Вас там встретят, – ровным голосом произнёс встречающий, и откланялся.
Предложенный маршрут помещики прошли довольно скоро. Изредка переговариваясь и обращая внимание своего спутника на какую-либо вывеску, часть фасада или иную какую мелочь, друзья в разговоре старательно не касались манер в поведении и в разговоре своего недавнего знакомого. Знакомого, который, тем не менее, остался незнакомцем, не соизволившим представиться. Хотя обоим было интересно, отчего же он так поступил?
Отмеченную крестиком на карте ресторацию «Крым» и вправду узнали легко. В таком большом и важном городе, как Москва, подобная фасадная живопись могла быть названа «современной», или «дерзкой». Впрочем, многие вещи сомнительного свойства приобрели в подобных городах совсем иное толкование, более оправдательно-артистическое, нежели то, на какое они, в действительности, заслуживали. Кирилла Антонович, не оставивший привычку смягчать в речевом выражении настоящую остроту своей мысли, определил бы этот фасад, как «необдуманно окрашенный плохо гармонирующими колерами – мертвенно-синим и серо-белым. А в мыслях окрестил сие буйство малярно-архитектурного зодчества, как «вульгарную безвкусицу». Хотя, наверное, людям, которые придут на землю лет, эдак, через 150 – 200, эти оба выражения, и мысленное, и словами высказанное, не покажутся жёсткими, либо резкими. Если к тому времени вообще кто-нибудь будет понимать смысл этих слов или, что намного хуже, будет их вообще помнить.
Модест Павлович, остановившийся, словно конь, налетевший на невидимую преграду, при виде этой раскраски стен только и смог промолвить.
– Хорошо, что идти пришлось не долго….
Договорить штаб-ротмистру не довелось. Он всем своим видом