В тот момент я почему-то взглянула в зеркало и убедилась в том, что она там не отразилась.
Страх, переходящий в ужас, охватил душу.
Но, скорее всего это были только мои фантазии.
На самом деле она была живой, слишком живой для своих 90 лет.
Глядя на нее, я поняла, почему великий испанец так боялся стариков и смерти.
Я снова представила ту ночь и момент расстрела. Что он должен был переживать тогда.
Я не боялась смерти. Слишком боялась в детстве, а потом все прошло. Она перестала для меня что-то значить.
И когда Полина, а она потребовала, чтобы я ее называла так, по имени, заговорила, она заговорила о смерти.
Странный это был разговор, она перечисляла всех своих родственников, о которых я естественно не имела никакого понятия, и рассказывала, как они умирали. Рассказывала ярко и живописно. Она умела рассказывать.
Так бывает, случайно в автобусе, в очереди к врачу, какая-нибудь старуха вот так и делает – начинает рассказывать о том, как умирали близкие. Ей надо об этом рассказать всему миру.
Я погрузилась в свои размышления, не в силах прервать ее монолог.
Очнулась на том месте, где она повторила:
– Сережа в последний момент вспоминал тебя.
Осталось только сожалеть о том, что я прослушала начала рассказа о Сереже, может быть, там было какое-то объяснение, когда они от нас уезжали, мне было года 3 или чуть больше, кого же мог вспоминать ее Сережа.
Но старуха была в здравом уме и твердой памяти.
Видя мою растерянность, она достала из сумки фотографию и протянула мне. Вероятно, ей не хотелось прослыть сумасшедшей. А может быть, так важен был сам факт того, что Сережа вспоминал меня перед смертью. Словно она обещала ему, что обязательно мне расскажет о том, как это было.
Прежде, чем взглянуть на фотографию, я во второй раз взглянула в зеркало. Хотя сейчас она и не могла там отразиться, она сидела в кресле так, что в зеркало ее никак нельзя было увидеть. И все-таки эта пустота – мистика, да и только.
И тогда я все-таки взглянула на фото.
По моему лицу Полина поняла, что я узнала ее сына.
Да, я сразу узнала этого мужчину.
Весна, проселочная дорога, я не стала ждать автобуса и отправилась пару остановок пешком.
Не садилась ни в одну попутную машину. Просто и шла и шла, пока он не затормозил.
Почему я села к нему в машину, трудно сказать, но у него были такие красивые глаза. Представить себе, что мы жили по соседству, я никак не могла, тогда это мне даже не пришло в голову. Откуда он о том узнал, рассказал матери, я не знаю.
Я говорила ему о ссоре с мужем, о том, что меня всегда и все предавали, и я больше никогда не выйду замуж ни за кого.
Он вдруг остановился перед полем, усыпанным одуванчиками, это был желтый ковер из только что распустившихся цветов.
– Смотри, как прекрасен мир, – только и сказал он, – и все наладится, ну к чему такие мрачные мысли?
А потом мы стояли и смотрели на это поле. Долго. Одуванчики