– Я действительно ненавидела тебя и одновременно так ждала твоего звонка, – она прижала руки к груди, – мне так нужно было услышать о твоих чувствах ко мне, как жаль, что ты так поздно все это сказал…
Эдвард посмотрел на нее, – ты считаешь, что люди должны обязательно говорить о своих чувствах?
– Не знаю, – Наташа покачала головой. – У меня в Москве есть один знакомый. Я знала, что нравлюсь ему. Но я всегда думала, что это просто дружба. А потом выяснилось, что он в меня влюблен. Его признание не просто смутило, оно меня страшно разозлило. Ладно бы мы встречались или он оказывал мне какие-то особенные знаки внимания…, кроме редких встреч после института, ничего не было. И вдруг бац! Я в тебя влюблен. А зачем, спрашивается, она мне нужна, твоя любовь? Я-то здесь при чем?
Она помолчала.
– Мне кажется, что в признании человека в любви или нелюбви скрыт элементарный эгоизм. Человек выплеснулся в своих чувствах другому, абсолютно не думая, нужны ли тому, другому, эти признания. А может тот, другой, будет всю жизнь от этих признаний страдать, и вся его жизнь пойдет кувырком. А ты как считаешь?
– После твоего рассказа даже и не знаю, что сказать, – тихо ответил он, а про себя подумал, «малышка, не бойся, я не буду осложнять тебе жизнь своими ненужными признаниями».
Они снова замолчали. Он поднялся с песка и отряхнул брюки.
У нее сжалось сердце.
– Уже уходишь?
– Нет, просто затекли ноги.
Наташа села глубже в шезлонге и подтянула к себе колени, освобождая ему место, – присаживайся.
Он присел в шезлонг боком и оказался совсем рядом, его плечо и локоть касались ее колен и рук.
– Надеюсь, кресло нас выдержит, – она слегка подпрыгнула.
– Хочешь сломать его так же, как тогда сломала кресло в моем кабинете? – поинтересовался Эдвард.
– А-а-а-а, – с возмущенным вдохом она открыла рот, – как тебе не стыдно на меня наговаривать, я не ломала твое кресло.
Он засмеялся, – шучу.
Она тоже засмеялась, – да, это были классные два дня у тебя в офисе, – и, помолчав, добавила, – это были два моих желания.
– У тебя осталось еще одно, – напомнил он ей и тут же поправился, – но я согласен выполнить и миллион.
– Не надо миллион, у меня есть только одно, – вдруг прошептала она.
– Я весь внимание, – он посмотрел на нее.
Ее сердце бешено застучало, – поцелуй меня, – еле слышно произнесла она пересохшими губами.
Он потрясенно молчал и не сводил с нее глаз. А она, не в силах сдерживать желание, уже подвинулась к нему ближе, плотно прижавшись бедром.
– Теперь я знаю, что ты – это ты, и ты знаешь, что я это знаю. Пусть все будет по-честному. Поцелуй меня, как тогда, той ночью, – горячо зашептала она ему в щеку, касаясь губами кожи, и от запаха мяты у него закружилась голова.
– Малышка, что ты