Агиориты-преподобномученики
Миссионерская ревность, снедавшая иноков-святогорцев стародавних времен, ярко вспыхнула в XVIII столетии, когда особенно усилилось религиозное и политическое утиснение христиан турками. Пробуждение подвластных народов, обратившихся на исходе этого столетия к вооруженной борьбе, направило ярость иноверных поработителей против мужей Церкви, и прежде всего против монахов, проводивших странническую жизнь в заботе о духовном окормлении и укреплении православных. Жития новомучеников и устное предание говорят о том, что принуждение христиан к вероотступничеству[36] было тогда процедурой хорошо отработанной и до крайности простой. Стоило мусульманину публично поклясться, что такой-то христианин – мирянин, монах или священник – похулил его веру или самого «пророка», как обвиняемый в окружении толпы, истошно его обличавшей, незамедлительно, словно овча на заколение (Ис. 53, 7), доставлялся к кадию[37]. А тот, вместо законного разбирательства, предлагал ему искупить свое «преступление» и заодно избежать казни отречением от Христа. Чтобы успешнее достичь цели, прибегали к щедрым посулам, предложению денег, почестей и т. п., а когда это не действовало – к мучительным пыткам, которые заканчивались публичным повешением или обезглавливанием.
Патриарх Григорий V
Приступив к описанию духовных достопримечательностей Святой Горы в новые времена[38], вспомним прежде всех Святейшего Патриарха Константинопольского Григория V, который дважды за свою жизнь оказывался насельником «малого» скита Святой Анны.
Ревнитель монашества, великий Патриарх в страшных для Церкви обстоятельствах был не раз вынуждаем удаляться от управления ею. Полагая патриаршество духовным служением и никогда не забывая, что цель монашеской жизни – преуспеяние в добродетели, он всегда носил с собою ключ от смиренной каливы и показывал его тем, кто выставлял ему недопустимые требования, ибо отягощению совести, хотя бы и на патриаршем престоле, предпочитал безупречное хранение ее в безвестности.
Священномученик Вселенский Патриарх Григорий V
В кодексе святой обители Иверской привлекает внимание трогательная роспись этого героя и