– А когда… приступят? – Промямлил мужчина и протянул Володе тысячу, недоумевая. Тот, кто стоял с ним рядом, оказался продающим, а не сочувствующим.
– Как когда? Да завтра же и начнут работать. Вы только еще хотя бы десять тысяч соберите к концу недели, чтобы уж начать, так начать. А через месяц все готово будет. И цветы уже будут расти и надгробие сиять. Вы приходите к маме-то порадовать ее. Заодно и посмотрите, как тут у вас все хорошо сделано. Давайте, я ваш телефончик запишу, а вы мой.
Вова знал, что никакого пескоструйного аппарата не будет, а просто за пятьсот рублей кладбищенский «негр» «отпидорит» надгробие железной щеткой, а за тысячу обкопает его по кругу и зальет в щели немного цемента. Цветы, самое дорогое, покупаемое у своих бабок, вместе с посадкой, обойдутся ему в две с половиной тысячи. Но главное, что ему самому из всех денег, которые заплатит мужик, останется всего лишь десятка. Все остальное придется отдать «в контору» и дальше целыми днями колесить на велике по кладбищу, выискивая таких вот «сынков». А самое главное, что ему человеку незлобивому и кроткому, ласковому и доброму, попавшему работать сюда случайно, вдруг перестало везти в жизни. Сын начал болеть, жена исходила на истерики, два раза его обворовывали, один раз опоили чем-то и забрали все. Он начал выпивать и пристрастился к игровым автоматам. И никуда было не деться. Надо было рыскать по кладбищу, искать деньги на лечение сына, подшиваться, успокаивать жену.
Надо было крутить педали.
Исповедь – Без любви 7
– Александр Васильевич, а вы не могли бы меня заодно и исповедовать? – Спросил Антон отца Александра, которого пригласил освятить свою квартиру.
– Давайте, – отец Александр вытряхнул угольки из кадила и повесил его остывать на крючок над раковиной. После чего открыл большой и старый кожаный кофр, который когда-то носили заядлые фотографы, снова достал из него большой крест и Евангелие и повернулся к Антону. – В чем хотите исповедоваться?
Антон замялся.
– Да я и не знаю, как сказать, – начал он. – Понимаете, мне иногда кажется, что я не люблю свою мать. Даже, пожалуй, хуже.
Антон вздохнул, но лицо его вдруг на одно лишь мгновение, стало как у ребенка, который собирается заплакать и тут же снова стало нормальным.
– Я пытаюсь как-то справиться с этим, но как только у меня получается, она, как чувствует! Начинает мне названивать, что-то просить, навязываться с какими-то глупыми просьбами. У меня такое впечатление, что она вцепилась в меня и не отпускает. Я постоянно в каком-то стрессе. Если я не делаю что она просит, то я виноват. Если делаю, то все равно виноват потому, что делаю без энтузиазма. Я почти физически чувствую, как она повисла на мне, но каждый раз, когда я срываюсь, оказывается, что это я виноват, я неблагодарная сволочь. А я… мне иногда кажется, что у меня в жизни ничего именно из-за не и не складывается. Стоит мне только познакомиться с какой-нибудь хорошей женщиной, тут как тут – она и у меня все разваливается. Стоит только прийти