Представляется, что под головной татьбой следует понимать похищение свободного человека с целью его продажи в рабство. Это утверждение основывается на следующих двух соображениях. Во-первых, головного татя как похитителя людей определяет в своем переводе Судебника австрийский дипломат С. Герберштейн, посетивший Московское государство в первой трети XVI в. При этом он вряд ли мог допустить существенное искажение смысла головной татьбы, поскольку перевод для С. Герберштейна текста Судебника, а при необходимости и разъяснение применявшихся в нем понятий и обозначающих их терминов были сделаны теми (или тем), кто жил в эпоху действия данного закона и, разумеется, понимал их смысл. Во-вторых, квалификация головной татьбы как похищения свободного человека для продажи его в рабство находит подтверждение в двух нормативных правовых актах середины XVI в. и начала XVII в. Указ 1557–1558 г.[376] вводил уголовную ответственность за обращение вольных людей в холопство путем оформления на них поддельных холопьих грамот. Наиболее важное с точки зрения интересующего нас вопроса положение Указа заключается в предписании казнить виновных и их сообщников, «как и головного татя». Таким образом, законодатель ставил знак равенства между составлением подложных холопьих грамот и головной татьбой, что было вполне оправданно, если под головной татьбой понималось похищение людей для их продажи в рабство. Несмотря на разные способы посягательства на правоохраняемый объект, и в том и в другом случае налицо было одно и то же преступление – незаконное лишение человека свободы. Похожая норма закреплена и в Сводном Судебнике 1606–1607 гг.[377] В главе 150 грани 12-й этого Судебника говорится о наказании тех, кто по сговору с таможенниками будет оформлять на вольных людей подложные холопьи грамоты. Как и Указ 1557–1558 г., Сводный Судебник предписывает «тех людей и таможников казнити смертною казнью, как и головного татя».
Характеризуя головную татьбу как похищение свободного человека с целью его продажи в рабство, мы присоединяемся к гипотезе Ю. Г. Алексеева о том, что прежде всего имелась в виду продажа похищенного за границу – крымским или казанским татарам. Обращая внимание на эпоху составления Судебника 1497 г., автор справедливо замечает, что в тех конкретных исторических условиях такие действия не могли восприниматься иначе как «тягчайшее преступление», ибо «жертва головного татя теряет не