А в сумке той документы оказались, план какого-то города, африканского, – и у девушки в глазах блеснули искорки смеха. – Его, говорят, у генерала какого-то стащили, он туда и ехал. Не доехал – его те партизаны, которые у нас были, в плен захватили. А документы теперь надо в Африку доставить. Ну, мне и сказали: «Езжай, мол, нечего тебе теперь здесь делать!» Ну, я поехала. Попала сюда. Здесь меня на «разведчики» к себе на работу взяли. Да что здесь за работа! Пять лет так проторчала.
– А как ты в отряде оказалась?
– Да как узнала, что скоро хотят бить фашистов, то сразу… сразу решила ехать тоже. А потом узнала, что они и девушек принимают – так всё и получилось, – спокойно ответила Таня.
– Я так же. Их бить и бить – конца-края не видно, – согласился я.
– Я маму вспоминаю – за что её?! – продолжала Таня, потревоженная какими-то мрачными мыслями. – И за то, что она вам помогала – что вы для неё сделали?! Что?! Она ведь так и погибла, ничего не выдала. А ради чего?! – вдруг горестно, и с каким-то ожесточением заговорила Таня.
– А что мы могли?! – оборвал я девушку, кажется, слишком резко.
Она замолчала. Я заметил, что некоторые тоже, с явным вниманием прислушиваются к нашему разговору.
– Но это ведь… это ведь вы всё начали, всех собрали! – с робкой, но упрямой убеждённостью, поддержал меня Вася.
Я не ответил ничего. Дальше мы с Таней опять молчали.
Лишь на следующий день я вдруг решился выложить и про себя всё, до последней капли. К моему удивлению, Таня поверила всему сразу, и без колебаний. Она всё так же прямо и немного печально смотрела на меня своими большими светло-карими глазами, и ничего не произносила в ответ. Но я видел, что ей доставлял удовольствие слушать о нашей мирной, свободной и счастливой жизни, без ужасных войн и бессмысленных смертей. Вернее, как жили. Как жил я – было-было, и прошло.
Поздно вечером мы добрались до промежуточной цели – Рашида. Город был до краёв заполнен толпами солдат. Несколько часов мы разыскивали то место, где по предполагаемым приказам нас должны были разместить. Это вызывало некоторые пессимистически-тревожные мысли и касательно предстоящего штурм-наступления. Но всё же нас где-то разместили, и мы, измученные повалились спать.
Не тут-то было – я, как заместитель, ещё должен был проследить за тысячью сотен дел и выполнить сотню тысяч обязанностей. Уснуть я смог лишь ближе к утру, находясь уже в почти бессознательном состоянии. К счастью, операция должна была начаться ещё только через три дня, что давало некоторую необходимую передышку.
А примерно к обеду к нам на огонёк завернул и некий наш давний знакомый – для краткости назовём его просто Громобой.
– Здорово,