Сташку охватила тоска: «приносить в жертву»? Он прижал руки к лицу, вспомнив вчерашнюю тьму, зажмурился. Гай рассказывал ему про эльфов; разве маленькая шерстяная обезьянка с крылышками может его уберечь? Ярун взял его за плечи:
– Да ты что, малыш?
Сташка уперся в его грудь ладошками, и Ярун тут же его отпустил.
– Извини, – виновато взглянул на него Сташка. – Это так странно. Я уже и сам устаю. Обычай про жертву я ненавижу.
– Я тоже!! – свирепо сказал Ярун. – Особенно когда жертвой становишься ты! Засранец… Что ты нес-то сегодня с утра пораньше? Эх ты… Ладно, скажу: ты знаешь, почему в Ордене у всех одежды черные? Они траур носят. По тебе. Эти твои жертвы из жизни в жизнь… Вот про Ярчика: хоть чуть-чуть ты представляешь, что значит – принять жертву? А что стоит мне – твою принять? Ладно, не смей реветь. Ну, уймись, не маленький, – строго сказал Ярун. – Ты должен его увидеть. И он решит что-то свое, и ты… Ты его вспомнишь, родной. Это же Ярчик. И – тебе – нельзя его отпускать. Твоя жизнь тебе уже не принадлежит, мой хороший, и пренебрегать лишней возможностью спасти ее …преступно. – Он опять ласково погладил Сташку по макушке. – А еще у тебя будет компания в башне. Я знаю, тебе там одиноко.
– Да я привык, – растерянно сказал Сташка.
– Да-да, как же… Ярчик поймет, остаться ли. Его заставить нельзя стать священной жертвой, – сказал Ярун. – Да его вообще ничего заставить нельзя. На рассвете явился, душу мне вынул, молоком запил, пряниками заел и пошел спрятался в дальних комнатах. Дрыхнет сейчас, акклиматизируется. Ему тут не нравится, особенно зимой. Сказал, что завтра утром пойдет к тебе, что сразу – боится… Может быть, он посмотрит на тебя, решит, что тебе особенно ничего не грозит, и сам улетит.
– Завтра…
– Да. А то у меня к нему еще есть разговор… А ты, смотри, с ним осторожнее, он, если говоришь глупости, кусается и пинается…Пойдем-ка обедать.
– Я не хочу.
– Сташек, пошел уже седьмой день, как ты не ешь. На тебя уже смотреть страшно. Знаешь, я тебя вообще ни в чем не хочу заставлять, но… Как же ты расти собираешься?
– Прости…Взрослым тяжело, когда дети не едят.
– Еще бы. Идем, хоть посидишь за столом.
Обед в небольшой темной столовой Сташку успокоил. Сидение над красивыми тарелками, жесткие салфетки, тяжелые столовые приборы, запах блюд сначала его тяготили, но точное подшучивание Яруна скоро заставило улыбнуться, потом засмеяться, – и он нечаянно попил молока. Спустя какое-то время под нос поставили тарелку с протертым супчиком, он возил-возил по нему тяжелую ложку, пока Ярун не сказал:
– Слушай, хищник, может, ты и предпочел бы вместо детского