И вдруг опять что-то ринулось изнутри, его качнуло, как вчера, невидимым огнем вспыхнули волосы, и из темного колодца своей недоступной памяти хрипло и яростно сказал он настоящий:
– Ты знаешь, что мне все равно!
И голоса этого, и древних тяжелейших, гневных чувств Сташка не вынес. Успел еще почувствовать себя тонкой оболочкой на тяжкой, какой-то вневременной, разозленной и страшно нервной сути, и, рассыпая ярко-синие искры, упал в черное.
Пришел в себя спустя лишь миг – он даже упасть не успел, а Ярун не закончил подхватывать его на руки. Подхватил и не даст упасть… А сам он был всего только дрожащим в ознобе Сташкой. Ребенком. Но он все помнил. Тот, изнутри – соврал!! Соврал… Понятнее, почему Ярун не говорит прямо, что отец. Той нервной зверюге, что таится у Сташки внутри – быть отцом? Ужас какой…Потер лицо ладошками. Пожаловался громадному надежному Яруну:
– Опять это. Ты будишь во мне какого-то нервного звероящера. Каждый раз все глубже в прошлом. Он, кстати, соврал.
– Ты не ври, вот что важнее.
– Я не буду. Потому что… Ну, мы с тобой… Это… Такое… Нерасторжимое единство. Это не любовь, не привязанность. Я… То есть мы со зверюгой – это ведь твое продолжение.
– …Ты правда это понимаешь?
– Скорей, чувствую.
– Так даже лучше, – хмуро кивнул Ярун. – А что ты о нашем родстве -думаешь?
Сташка уткнулся в него лбом, потому что обнять боялся. Ярун погладил по спине и попросил:
– Говори давай. А то сил нет тебе в глаза смотреть.
– Ты даешь имя, но не называешь сыном, хотя когда-то я рожден от тебя. Это, наверное, потому, что у меня эта …Всезнающая звездная зверюга внутри… которая, чуть что, огрызается…
– Нет, – улыбнулся Ярун. – Зверюгу я тоже люблю.
– Тогда… Дай подумать… Чего бы проще: отец и сын, но нельзя почему-то. Так может быть потому… что… Ты ждешь, чтоб я сначала что-то вспомнил… Мы ведь волочим за собой столько всего прежнего. Наверное, плохого тоже много было. Я чувствую вину.
– Не ты один. Подними глаза. Ну, Сташек!
Сташка послушался. Посмотрел в глаза: сколько тревоги! Скорей сказал:
– Нам надо на чем-то по правде примириться… Когда я буду все помнить и понимать, да? Яр? Да? Тогда только ты меня сыночком назовешь?
– Если ты сам назовешь меня отцом несмотря на все, что вспомнишь, – грустно сказал Ярун. – Вряд ли тебе будет легко… Произнести это слово.
– Надо быть честными-честными друг с другом… – прозвучало это совсем по-детски, но Сташка упрямо договорил: – Тогда мы с этим всем прошлым разберемся, правда?
– Да. Махнуть бы рукой и все начать сначала, да и простил я тебе давно и все прежнее и даже будущее, но… будем жить по правде. С тобой надо осторожнее. Ты можешь взбеситься на ровном месте и любые отношения разнести вдребезги. Можешь убежать или убиться, если что-то не по тебе… Я бы предпочел, чтоб ты ничего не вспомнил вообще, но… Давай хотя бы оттянем