В груди клокотало. Предплечье левой руки заныло. Водитель повернулся к нему в профиль. По-птичьи настороженно уставился правым глазом.
– Вас зовут Эрнё Чатхо. Покойный капитан Якоб рекомендовал вас, как лучшего из водителей. Я и сам помню вас по нашим приключениям в Воронежском аду, – превозмогая боль, Дани всё же старался казаться. великодушным.
– Петли ладить он не умеет, – буркнул Шаймоши. – А эта наука для военного времени самая необходимая. Как с милосердием вздёрнешь человека, если петля неправильно увязана и не скользит…
– Вы из каких мест родом? – прервал ординарца Дани. – Мы с Шаймоши оба с Будайского холма. Земляки. Хоть в этом повезло.
– Я из Польгарди, – не без гордости отозвался Чатхо.
– Тоскуешь по дому?
– Ещё бы! У нас такой зимы не бывает. В это время мой сосед, Корбули, уже примеряет шубу и колпак Микулаша[6]. Но в шубе и колпаке Корбули потеет. Вы не знаете Кобули, господин? А ты Шаймоши?..
– Дался нам твой Кобули! – фыркнул Шаймоши.
– Кобули в Польгарди каждый знает!
– Твой Польгарди – жуткая дыра. Господин лейтенант родом из Буды, да и я тоже…
– Ты, Шаймоши, тоже деревенщина, – огрызнулся Дани.
– У господина лейтенанта болит левая рука, – зашептал Шаймоши в ухо водителю. – Поэтому он такой злой.
– Как может болеть то, чего нет? – так же тихо удивился водитель. Вот уж действительно деревенщина! – А господин лейтенант злится, потому что он – Ярый Мадьяр.
– Ты знаешь Ярого Мадьяра? – Шаймоши широко улыбнулся.
– Кто же его не знает? Вся армия знает убийцу русских – Ярого Мадьяра.
– Да! Господин лейтенант много народу поставил к стенке. А ещё больше – убил в бою.
Кисть левой руки ныла и дёргала всё сильнее. Где справедливость? Нет справедливости на этой черной земле. Летом пролитая на неё кровь впитывается без остатка, не меняя её цвета. Зимой всё застывает под снегом. Но земля-то остаётся черной. Лишь делая вид, что поддаётся внешним воздействиям, она не меняет своей сути. Это человек нарождается, взрослеет, стареет, умирает. Человек меняется, но не меняется земля, по которой он ходит. Он калечит её бомбами, мнёт гусеницами тяжелой техники, он выжимает из земли все соки, стараясь прокормить себя и семью. А она не скудеет, не старится, не устаёт, не испытывает боли.
Дани посмотрел в окно. Редкие кустарники и ещё более редкие деревья проплывали по обочинам дороги. Русский холод прохватывал нутро автомобиля. Двигатель, отчаянно гудя, отказывался выдавать нужную мощность. Чатхо поругивался себе под нос, мешая русские и венгерские выражения. Дани слушал равнодушно. Он привык к брани. Он ко многому привык, даже собственной, новоявленной жестокости перестал удивляться. Плавно раскачиваясь, их автомобиль пока ещё катился между сугробов. Фары освещали только густо падающий снег – больше ничего. Время от времени Шаймоши покидал автомобиль,