– Он погрузился, сенатор, – ответил секретарь. – Все утро проводит глубинный анализ ситуации. Но он просил вам передать, чтобы вы при первой возможности повидались с ним лично.
Утреннее беспокойство нахлынуло с новой силой. Найлз был крайне необщительным человеком. Если он так настаивал на встрече, значит, у него имелись какие-то серьезные новости.
– Понятно, – негромко произнесла Оксам, гадая, что же такого узнал ее старый консультант.
– Включите мою синестезию на полный спектр.
Ее распоряжение было немедленно выполнено. Заработали вторичные и третичные слух и зрение, расцвели знакомым вихрем ее личной конфигурации. Таблички с именами, кодированные цветом в соответствии с партийной принадлежностью и снабженные результатами недавних голосований, появились над головами других сенаторов, всходящих по ступеням. Поле зрения обрамили диаграммы реакции на результаты голосования со стороны сетевых политоманов. Стоило завершиться голосованию даже по процедурным вопросам – и эти диаграммы начинали волноваться, их словно раздувало ураганным ветром. Сопровождаемые еле слышными тонами, появились последние сообщения с экрана персонального компьютера парламентского руководителя той партии, к которой принадлежала Нара. Законопроекты, которые имели все шансы пройти, сопровождались мягкими и стройными аккордами, те же билли, которые, скорее всего, должны были провалиться, получали в качестве аккомпанемента диссонирующие интервалы. Нара Оксам вдыхала этот поток информации, как пассажир, выбравшийся на палубу парохода подышать свежим воздухом. Это мгновение – на грани Власти, перед тем как нырнуть и потеряться, – восстановило ее уверенность. Суматоха и суета политики давали Наре то, что другим бы дал альпинизм, а может быть – извращенная жестокость, а может быть – первая сигарета, выкуренная перед утренним душем.
Сенатор направилась к своему офису.
Нара Оксам часто думала о том, как могла вершиться политика, когда еще не было изобретено вторичное зрение. Как мог человеческий разум впитать все необходимые сведения без искусственной синестезии, без распространения зрения на другие центры головного мозга? Она могла представить, что без синестезии можно обходиться в других видах деятельности – водить воздушные суда, торговать, делать хирургические операции. Люди, занимавшиеся всем этим, могли сосредоточиться на одном образе, одной картине. Но в политике это было невозможно. Не накладывающиеся друг на друга слои зрения, способность заполнять данными три поля зрения и два – слуха, – все это было прекрасной метафорой самой политики как таковой. Проверки, балансы, сопоставление величин, уровни власти, денег, риторики. Несмотря на то что медицинская процедура, делавшая все это возможным, вызывала странные психические отклонения у одного из десяти