А потом он почувствовал, как ступни у него похолодели, невзирая на то, что были упакованы в бронированные ботинки. Вехер вспомнил. Капсула наполнялась гелем. Внутрь он поступал в жидком виде, но быстро загустевал и, словно гипс, охватывал плотно прилегающий к коже скафандр. Неприятно надавило на яички, потом сжало шею, и вернулось противное чувство удушья и тошноты. А самое гадкое – это то, что гель проник под шлем через два клапана на затылке и облепил лицо Вехера. Казалось, к нему прикоснулась холодная рука привидения. Запечатало уши, придавило сомкнутые веки.
Теперь Вехер не мог пошевелиться. Даже сглотнуть не мог, потому что зеленое желе напрочь отключило глотательный рефлекс. Только пальцы рук едва-едва сгибались – но их крепко сжимали бронированные перчатки.
Вехер сдался и позволил жуткой, вездесущей тяжести овладеть им, унести в бездействие. Время, казалось, растянулось до бесконечности, потекло без всяких перемен. Он не дышал и поэтому о течении секунд мог судить только по биению собственного сердца. Но при том, что уши Вехера были надежно запечатаны, даже этот звук доносился до него притупленно, он едва ощущался даже грудной клеткой, которая была укреплена соответствующими инъекциями.
Доктор Вехер ждал старта. Ему хотелось, чтобы что-нибудь – что угодно! – произошло, но при этом так всего боялся.
Гигантский разум
Александр обнаружил кое-что очень интересное.
Щупальца его распространяющегося сознания уже добрались на планете до каждого устройства, включенного в компьютерную сеть. Электронные записные книжки, системы управления транспортными потоками, энергетические станции и метеорологические спутники, устройства слежения за потенциальными воришками в торгующих одеждой супермаркетах… Гигантский разум забрался даже в наушники, через которые советники передавали информацию политиканам, ведущим в парламенте дебаты по поводу нынешнего кризиса. Только оборудование, принадлежавшее боевикам-риксам, несовместимое с имперскими базами данных, оставалось вне досягаемости Александра.
При всем при том гигантский разум почему-то ощущал внутри себя некую пустоту – как будто одно-единственное устройство ухитрилось спрятаться, улизнуть, избежать общей участи в процессе расширения. Александру не нравился этот вакуум, похожий на холодок, на тень от тучки. Не было ли это какой-то контрмерой со стороны Империи, чем-то вроде «троянских» данных, специально хранимых в недоступном месте до тех пор, пока ситуация с заложниками не будет разрешена, а потом атаковать?
Разум обшаривал