– Мой государь, мне угодно просить вас об одной-единственной милости. Не о поместье, не о руке благородной девицы и не о золоте. Я не могу сказать, что все перечисленные вещи не имеют для меня вовсе никакой цены. Утверждать подобное было бы ложью. Но я считаю себя вправе просить вас лишь об одном, а потому прошу о наиболее важном. Всю свою жизнь я служил сначала знамени вашего отца, а затем и вашему знамени. Я дрался за дом Грейданов на дальних рубежах, и не раз проливал свою кровь. Я не бывал в столице, и вы, наверно, никогда прежде не слышали обо мне – но зато всю свою жизнь я слышал о вас. Люди, вместе с которыми я служил в одном отряде, все погибли на последней войне. Мне некуда больше идти – и потому я пришел сюда. Вы сказали, я доблестно бился на этом турнире. Возможно, вам понравится, если я буду доблестно биться и в настоящем бою. Я прошу вас, сэр Хендрик из дома Грейданов, принять меня в свою королевскую гвардию. Вам потребуются хорошие рыцари, чтобы проучить Клиффа Рэдгара и прочих псов. А я, видит Бог, очень хороший рыцарь – я сразил вашего кузена, а на такое во всем Эринланде не сподобился больше никто. У вас не будет повода сожалеть о моей службе.
Он говорил очень просто, так просто, как только мог сейчас говорить, сдерживая крик. И он прекрасно знал, что простота его слов покажется придворным изощренной наглостью. Это не имело никакого значения. Лишь одна-единственная вещь оставалась важной. Гэрис надеялся, что сумел вложить в произнесенные им слова достаточную силу, чтобы вуалью набросить их на короля и заставить Хендрика согласиться на такое, в сущности, безумное условие. Ведь лишь безумец способен, придя с большой дороги и победив первого рыцаря государства, проситься дозволения попасть в отряд самых лучших, самых преданных воинов государя.
Для того Гэрис и пропускал сквозь себя опаляющий свет – чтобы обратить этот свет в чары и спеленать этими чарами Хендрика, заставив его принять настолько дерзкую просьбу. Он не мог больше думать ни о чем, только удерживать бившее прямо сквозь него сияние, незримое ничьим вокруг глазам, но остро ощущаемое им самим. Гэрис знал, что не продержится дольше половины минуты. Потом придется выпустить волну из пальцев – иначе она насквозь выжжет его душу. Он мог лишь надеяться, что половины минуты хватит.
Магия всегда была опасна, и магия от начала времен ходила рука об руку со смертью. На его счастье, он был единственным человеком здесь, кто имел хоть малое о ней представление.
Хендрик