– Повеситься ради мадам д’Орсо… действительно, это поразительно, – воскликнул Пребор. – Но, согласитесь со мной, какое гадкое воздействие на сознание мужчин имеет эта прекрасная Джулия.
– Мне кажется, – сухо сказал Гастон, – что если рассказ Лолифа точен, то ей не в чем себя упрекнуть.
Дарки никогда не любил этого фата, который бесконечно хвастался своими успехами у светских дам и афишировал презрение к барышням полусвета.
– Дарки прав, – поддержал его офицер. – Женщина никогда не отвечает за глупости, которые ради неё совершает зрелый мужчина.
– Итак, – спросил Ласко с некоторым колебанием, – неужели ничего не нашли на Голимине… никаких бумаг…?
– Прошу прощения, – ответил Лолиф, – я не успел вам сказать, что полиция обнаружила тридцать банкнот в тысячу франков в его портмоне. И именно это стало явным доказательством того, что в этом деле поведение мадам д’Орсо было правильным… если не сказать… безупречным!
– Только потому, что она не ограбила этого бедного поляка после его смерти. Какая заслуга, нечего сказать! – воскликнул Пребор. – Ведь она и без того очень богата!
– Черт возьми! Вот это да! – пробормотал финансист, – у кого же я теперь потребую пять тысяч франков, что я одолжил этому Голимину… неужели у маркизы?
– А у кого ещё требовать…? У комиссара полиции?! И затем, у вас ведь нет расписки, а Голимин должен был оставить целый флот фрегатов и стаю акул из кредиторов. Если он обладал только теми деньгами, что были на нём, каждому из них, возможно, достанется по целому луидору.
– Но, – возразил Лолиф, – ничто не указывает на то, что граф не имел ничего, кроме этой суммы. Он всегда роскошно выглядел, да и сейчас на мертвеце была великолепная шуба.
– Вы его видели! – воскликнул Ласко, – вы уверены, что он был одет в шубу?
– Очень даже уверен. Сам я этого не видел, но полицейские агенты меня проинформировали об этом. Портмоне с тридцатью тысячами франков было в кармане шубы с воротником из соболя.
Генерал-перуанец не настаивал на других подробностях. Он, вероятно, узнал всё, что хотел выяснить, и тут же отделился от группы беседующих и присоединился к своему другу Сен-Труа, который в это время выходил из салона. Дарки, по-видимому, также узнал достаточно, чтобы тут же удалиться от камина. Рассказ об этой драме привёл его в большое недоумение. Он почти упрекнул себя в том, что невольно вызвал смерть человека, который, между тем, почти не интересовал его до сих пор, так что появление в клубе капитана