– Подождите, ребята, она сейчас угомонится. Еще пятьдесят миллилитров и захрапит.
– Угробишь старуху.
– Что ты, Настенька, она сама кого угодно угробит. Железная теща.
– Слушай, Жора, бери в одну руку свою канистру, в другую – Нинку, и пойдем к нам.
– А удобно?
– Время еще не позднее. Посидим, песни попоем.
– За песнями – хоть на край света. Сейчас зазнобу переодену – и вперед.
До края света они дошли за пятнадцать минут, могли бы и быстрее, но Нинка в дороге раскапризничалась, надумала убегать, и Жорке пришлось ловить ее и уговаривать.
Дома, усадив гостей, Настя вызвала сестру на улицу.
– Слушай, у них целая канистра спирта. Ты же говорила, что дом собираешься ремонтировать, теперь будет чем рабочих угостить.
– Водки на ремонт не напасешься, это уж точно.
– И я про то. Так что пусть Жорка с подругой здесь ночевать останутся. Койку не продавят.
– Пусть остаются. А канистра-то полная?
– Почти.
– Ну, так отлить надо.
– Успеется, вечер долгий.
Места для ночлега хватило всем, расщедрившаяся Людмила готова была выделить каждому по отдельной комнате, даже Андрею, но он промямлил о каких-то срочных делах в гостинице и ушел еще засветло. Может, подумал, что с него снова потребуют деньги, а денег в конце командировки не бывает; может, спасался от новых розыгрышей Насти – уточнять она не стала, пожалела.
7
Нинка убежала чуть свет, а Жорке спешить некуда. Он всем доволен, аж морда лоснится от блаженства. По дому ходит, как по собственному, – мало того что никого не стесняется, но и не стесняет никого.
– Первый раз по-людски с Нинкой переспал. Зря смеетесь. Вы представить себе не можете эту шехерезаду: только приляжешь – бабка поднимается и в крик. Приходится вставать и снова к столу. Наливаю ей стопаря, укладываю баиньки, дождусь, пока захрапит, и возвращаюсь к Нинке под бочок. Лежим, дышать боимся… И все равно, только дело до горячего доходит, храп прекращается. Голову поднимаешь, а она уже к выключателю ковыляет.
– Совсем совесть потеряла, – возмущается Людмила.
– Я-то ее по-человечески понимаю, а Нинка вот извелась совсем, оттого, наверное, и худая такая.
– И понимать нечего, – наседает Людмила.
– Ну почему же, каждая мать мечтает выдать дочку замуж. Я бы и сам на Нинке женился, да боюсь, посадят за многоженство. Если б был я турецкий султан – другое дело.
– И султанша бы у нас появилась…
Людмила вроде как ревнует. Для Нинки приличного слова найти не может, а вокруг Жорки словно наседка. И рассольчику ему с утра из погреба, и к холеной своей редисочке в огород вывела. Стоят у грядки, шушукаются, секреты заводят. А когда провожала – аж на дорогу выползла.
– Чего это ты вокруг него вьешься? – спрашивает Настя.
– Да мужик больно хорош. Жалко, что стиральной доске достался.
– Отбить, что ли, надумала?
– Чего болтаешь-то, – пугается Людмила, – с ума сошла? Я ему сдобную кралю