Наконец-то установилась долгожданная нормальная погода. В один из прекрасных морозных солнечных дней, при полнейшем штиле и видимости «миллион на миллион», как говорят в авиации, я после длительного перерыва получил два контрольных круга, и обучающий инструктор дал добро на самостоятельный вылет. Слава богу, свершилось!
Полет, накануне излишне самоуверенно посвященный симпатичной молоденькой эскадрильской писарихе, проходил как по маслу. До дальнего привода[5] все шло отлично. Но после – полоса стала еле заметно сползать вправо. Я это отлично видел, но ничего не предпринимал, находясь в каком-то закрепощенном состоянии. Правый летчик, тоже слушатель, но еще не вылетавший самостоятельно, молчал. Казалось, все предвещало благополучное завершение летной смены, но уже над ВПП наш самолет оказался в непосредственной близости от ее левой боковой кромки. Я был совершенно безынициативен и полностью поглощен одной мыслью – выдержать скорость и хорошо посадить машину. А вот куда – этот вопрос даже не стоял. Приземление, к счастью, произошло на полосу, но под небольшим углом к ее осевой линии, да еще и совсем близко от боковых фонарей, с направлением на них. Перспектива стопроцентного выкатывания на грунт просматривалась невооруженным глазом. Недаром меня стаскивало влево. Касание было мягким. Все это время штурман наблюдал за моей беспомощностью через носовое остекление кабины, и в самый нужный момент я услышал его крик: «Вправо!» – и, следуя команде, резко дал правую ногу и повернул штурвал в ту же сторону. Ситуация развивалась молниеносно, но я видел все и помню это до мельчайших подробностей. Мельком отметил выражение лица помощника командира корабля – на нем были страх и растерянность. Думаю, что и я в тот момент не отличался волевым обликом. Хотя мне было легче – я работал. Тяжелый бомбардировщик, еще имевший хорошую скорость, послушно поднял левую стойку шасси и начал медленно изменять траекторию движения. Самолет бежал вдоль левой кромки полосы на одной правой «ноге» с поднятым носовым колесом, и уже наметилась тенденция к исправлению направления пробега на центр бетонки, но силы аэродинамики оказались не беспредельными. Скорость корабля упала до значений, не позволяющих элеронам[6] держать крен, и левая тележка опустилась аккурат на фонарь бокового ограничительного огня ВПП.
В экипаже никто ничего не почувствовал. Помощник руководителя полетов на стартовом командном пункте поставил мне за приземление «хорошо», и я порулил на предварительный старт для повторного вылета. И только здесь при осмотре самолета техники обнаружили на колесах левой тележки шасси осколки фонарного стекла.
Началось разбирательство. В приказе о предпосылке к летному происшествию (ПЛП) причина инцидента квалифицировалась как недоученность. Ко мне не применили никаких карательных мер. Мой инструктор, Иван Селиверстович