Я готов не оставить и намека от своей немилости.
В моих силах на это пойти, если он перестанет усердствовать в противопоставлении попыток спасения моей немилости – а это то, как он противопоставляет себя мне и всё, на что он может рассчитывать.
Другие люди осознают бескомпромиссную силу и неотвратимость напористости моей немилости, и это не повиновение моей воле кого-то проучить или указать на его промах перед моей персоной. А моя персона – она лишь есть источник немилости к кому-нибудь и источник вероятности эту самую немилость сменить однажды либо на удушье от ярости или безучастности, либо на ожидание момента, когда доведется из-за безрезультатности гонений выбрать другую цель.
Сейчас я, пожалуй, еще немного позлюсь на человека, которые впал в мою немилость. Злиться – это занятно!
Очередь из людей
Я ни когда не питал особой любви ни к очередям, которые, как назло, всегда удлиняются, ни к людям, по чьей вине образуется очередь – скорее, чувствую вынужденное смирение с длиной и неторопливостью очереди. Да, насчет людей. Они вызывают во мне даже еще большее злости и негодования.
Во-первых, потому что их лица выражают недовольство оттого, что ты стоишь перед ними, и им приходится соглашаться даже не столько с местом, которое тобой занято, а с тем, что твоя очередь еще не подошла. Казалось бы ведь, мое место в очереди и своевременность его освобождения – исключительно моя проблема. Так нет. Людям, стоящим за мной, важно знать, что при любом стечении обстоятельств место, которое я освобожу, не будет снова занято. Мной? Можно и так сказать.
Во-вторых, люди не умеют обращаться с выдержкой и использовать ее так, чтобы не поддаваться соблазну высказать свое неодобрение относительно того, почему им вообще приходится стоять в какой-то очереди.
Я не люблю людей, которые предпочитают молчаливому и спокойному свыканию с моей спиной – я в очередях редко оборачиваюсь на других людей, нет в них причин для того, чтобы утруждать себя лишними телодвижениями – постоянные разговоры. Согласен, право говорить так, как больше всего хочется, есть у каждого человека. Однако меня чья-то болтовня отвлекает от цели, ради которой мне приходится размышлять о своем месте в очереди.
А как же тогда люди, стоящие передо мной? Они стоят и не оборачиваются – и слава богу, что хотя бы этим они не выводят меня из себя. Причем мое положение в очереди становится совсем уж невыносимым, если мое бездействие вызывает раздражение людей, стоящих за мной, а те, кто находится впереди, ничего не делают, чтобы просто не стоять на одном месте. Хотя я понимаю, что мое бездействие не следствие моей прихоти – тут нет ее проявления, – мое бездействие – это лишь тот остаток, которым я могу распоряжаться.
Я могу выслушать людей, кому дух очереди представляется ношей, не знающей средств для своего облегчения.
С людьми