– Индусы, – спокойно отвечает Винсент.
– А где все эти люди? – интересуюсь я.
Винсент смотрит на меня с явным недоумением. Его взгляд говорит: «Дураки же эти русские, даже не знают, где живут индусы».
Молодой человек, щеголевато одетый, подходит ко мне и приветливо кивает головой. «А это еще кто?», – удивленно думаю я, рассматривая его пристальным несколько обескураженным взглядом.
– Я архитектор проекта, Бенуа, – представляется он, улыбаясь.
«Ну да если у проекта двадцать прожект менеджеров, то должен быть хотя бы один архитектор», – понимаю я и тоже улыбаюсь. Его молодость бьет меня наотмашь, но я запрещаю себе даже мысленно произнести: «Почему он архитектор проекта, а не я?». Мы немного общаемся по работе. Он не блистает глубиной знаний и даже не пытается это скрывать. Архитекторов меньше чем прожект менеджеров и он смотрит на всех свысока, даже, имея невысокий рост.
Тем ни менее он вежлив и хорошо воспитан. На фоне задерганных прожект менеджеров выделяется изящными манерами, элитным гардеробом и укороченным рабочим днем. Он тоже немного рассказывает о проекте и, пожаловавшись на множество совещаний, высылает файл с паролями ко всем системам. Вот так просто взял и прислал. Без многоступенчатой системы запросов, обоснований и одобрений бизнеса. После чего я понимаю, что он мне больше не нужен. Он тоже это понимает, и между нами возникает напряженная пауза.
Впервые я вижу страх в глазах француза. Постояв рядом в задумчивости, он вежливо откланивается и уходит. На совещание. Я остаюсь работать.
Вернувшись вечером, он просит показать результаты. Скрывая удивление, я показываю. Он внимательно смотрит, но не комментирует.
Я понимаю, что мы вряд ли будем друзьями.
Несмотря на то, что мы смотрим глазами, видим мы все-таки мозгом. Порой он отказывается воспринимать увиденное, защищая себя воображением или искажением. Простая и всем очевидная правда, становится для него невидимой.
Наверное, каждый может вспомнить ситуацию, в которой он подобно слепому котенку бился головой о реалии окружающего мира, не в силах увидеть то, что легко видели остальные. Потом наступало позднее прозрение, с его неловкостью и изуродованным гематомами черепом.
Ты смотрел на отражение в зеркале, недоумевая: «Как же я мог это не замечать?», поглаживая лиловые кровоподтеки. Чувство боли смешанное с неловкостью заполняло душу, заставляя давать себе невыполнимые обещания, что никогда более. Однако проходило время, и все повторялось сначала. Очевидность не очевидна. Вернее, не очевидна тебе.
После того, как выяснилось, что нас берут для поддержки и усиления команды индусов, стало понятно для чего мы нужны французам. Вернее это стало очевидно всем, кроме Игоря.
Подобно шестнадцатилетней кокетке на балу, Игорь