Но его привлекали не шедевры искусства. Петру Ивановичу хотелось быть просто вместе с Жозефиной. И говорить не о художниках – о другом.
– Тебе не может не нравиться Шагал. Посмотри, как он, своеобразен, интересен в выражении чувства. И правдив. Любовь у него действительно возвышенна. Посмотри, как летит эта женщина в синем небе, – увлеченно говорила она, показывая на влюбленных, парящих над облаками.
– Это экспрессионизм. Удивительное направление. Правдивое. Все происходящее вокруг, мы пропускаем через наши души, а душа задерживает ведь не все. Только самое главное. Только суть. Голую правду чувств. Без лишних красот, как, скажем, у импрессионистов. Они глубину чувства прячут за внешним впечатлением.
Она говорила это, совсем по-детски дергая его за одежду. Старалась привлечь к себе внимание. В его глазах ей хотелось увидеть отклик и понимание.
«Какие мы все разные, и как по-разному воспринимаем этот мир. Ведь и на самом деле, то, что мы видим, очень субъективно» – подумал Петр Иванович.
Идея и смысл этого направления в живописи стали понятны ему. Но душа категорически отказывалась принимать эти картины. Этих уродливых женщин.
– Неужели наша сущность так безобразна? – спросил он Жози.
– Я хочу наслаждаться женской красотой. Например, красотой той девушки, которая стоит сейчас передо мной.
Она слегка покраснела.
– Пьер, не надо так конкретно. В этих картинах не натура, в них – философия жизни. Художник стремится раскрыть ее суть. Не приукрашивая. Здесь главное не тело, а смысл существования.
Она со страстью, живо жестикулируя, старалась доказать ему, что он не прав, что экспрессионизм действительно глубок и совершенен.
– Жози, – мягко перебил он ее. Он и не заметил, что назвал ее так ласково.
– Я уважаю твое мнение. Возможно, даже наверняка, ты права тысячу раз. Но правда реализма мне все же ближе и понятнее.
Они вышли из музея на площадь, обогнули уличных фокусников, и большую толпу людей, наблюдавших за аттракционом.
Теплый осенний вечер был обворожителен. Духоту вытеснила вечерняя прохлада. Погода явно благословляла их встречу. Несмотря на возникший спор и разногласия во взглядах на искусство, радостное чувство от встречи не покидало их.
– Я проголодалась. Мне хочется показать тебе самый старый ресторан Парижа, – сказала Жозефина. – Это почти рядом, – и потянула его за руку.
– Отлично, – согласился он.
– Этот ресторан в центре, у метро Одеон, называется LeProcop.
Добрались туда довольно быстро.
– Мадам? Месье?, – официант, услужливо склонив голову, проводил их к свободному столику, подал меню.
– Я закажу на свой вкус. Не возражаешь?, – и, обращаясь к почтительно