– Я занят, – мужчина втискивал рюкзак с аппаратурой в кожаный непромокаемый мешок.
Андрей разочарованно пожал плечами и крикнул Сергею:
– Эй, Рембо! Убери свой несуразный клинок подальше от девочки! Не дай бог поранится – шею сверну!
Серафима еще раз осторожно провела пальцем рядом с тонким лезвием и протянула нож обратно Сергею. Она повернула голову в сторону ножен супруга, в тех лежал обычный, ничем не примечательный ножик с деревянной потемневшей от времени толстой ручкой. Сима подметила интересную закономерность и удовлетворенно растянулась в улыбке: предпочтение отдавалось явно не в пользу мужа.
Глеб стоял к ней спиной, и не мог видеть издевки на ее лице, однако короткий полный презрения взгляд перехватил вездесущий китаец, не попадавшийся на глаза весь прошлый день.
«Этот тут как тут!» – она постаралась скрыть стыд за неосторожность. – «Ну и пусть!»
Они шли уже больше шести часов.
Солнце неукротимо тянулось к зениту, но в отличие от нестерпимого пекла, растворяющего сознание в кислоте преисподней пару дней тому назад, этот полдень распевал ликующую песнь вместе с приятным остужающим ветерком.
Настроение Серафимы мало-помалу налаживалось. Спину оттягивал походный рюкзак с бутылью воды и парочкой личных вещей на случай необходимости. Новые ботинки сидели по ноге и не думали натирать.
Ей дышалось весело и свободно. Шумный гомон качающихся листьев тешил проржавевшие нервы. Голова отреклась от раздумий и окунулась в волны созерцания, беспрестанно спотыкаясь о чудеса дивного леса. Голодная душа раз за разом впитывала свидетельства неоспоримых чар доброго лесного духа, скрывавшегося от посторонних глаз. Не единожды она встречала застывшую фигуру зверя, в последний миг оборачивавшуюся в корягу.
В кустах сияли шелковые сети неусыпных пауков, играющих в салки с жирной мушкой. Паутинки переливались алмазной нитью, отблескивая на солнце подлинными драгоценностями вместе с лакированным агатовым паучком.
Сладкий воздух зазвенел от райского пиликанья невидимой птахи. Где-то недалеко, в кроне деревьев еще один голос походил на хрустальную свиристель. К ним присоединялись еще и еще. Разрозненный хор серебряных колокольчиков ложился стройной гармонией волшебной баллады, ласкающей внимающий слух.
Всю жизнь, не ступая шага из мегаполисов, Сима не догадывалась, что птицы умеют так петь. Хотя… нет, знала, конечно: слышала городских воробьев под окном спальни в родительском доме. Однако то было совсем другое.
Прошлые обиды и горести забывали дорогу к разморившимся думам. Мысли перескакивали от одного светлого воспоминания на другое. Иначе не получалось. Вымороженный сугроб раздражения таял и испарялся под добродушными лучами. Лес убаюкивал мерным качанием, прославляющей песней ручьев и мшистой мягкостью толстого наста. Ноги спешили навстречу жизни, и расцветала внутри безмерная благодарность судьбе