– Ты не виновата, – успокоила дочь графиня, – тебе был всего лишь годик, когда он вынужден был покинуть нашу родину. Ты правильно себя вела в присутствии остальных, иначе это поставило бы его инкогнито под большое сомнение и вызвало бы много кривотолков.
– Вы, как всегда, правы, матушка. Я и забыла, что здесь все по-другому…
– Ложитесь спать, дитя мое!
Антуанетта помогла раздеться дочери и, уложив ее, направилась к себе, чтобы написать письмо. Ее правильного овала лицо несколько смутилось перед чистым листом бумаги. Крупные черные пряди волос спускались по плечам к тонкой талии. Нежные руки, казалось, были созданы, чтобы писать так красиво и разборчиво. Чуть пухлые губы были плотно сжаты, на высоком лбу выступила небольшая искрящаяся в свете ночника капелька пота. Ей всегда давали не больше тридцати лет, хотя точного возраста, из-за приличия никто не спрашивал, все равно не поверили бы. На тщательное обдумывание и написание короткого послания ушло много времени, хотя она успела к рассвету.
Мадлен ждала в гостиной, было видно, что она плохо спала ночью. Скрепив депешу печатью, она передала ее дочери, напутствовав:
– Передай лично в руки, если не впустит, то принеси письмо назад. Никого с собой не бери, соблюдай этикет. Поняла?
– Да, матушка! Можно идти?
– Да будет с тобой Сила, – сказала графиня, поцеловав дочь в обе щеки, и с улыбкой радости она закрыла дверь за Мадлен.
Девушка села на трамвай и поехала в старую часть города, минуя одевшуюся в ледяную шубу реку, по старому мосту. Трамвай свернул налево. Проехав еще несколько остановок, она решилась сойти.
Было свежо и легко, как всегда в этот час. Но к зимней свежести юного морозного утра примешивался еще один аромат, столь приятный и нежный, что у Мадлен невольно потекли слюнки. Она любила запах свежего хлеба, любила ломать его своими тонкими пальцами, чтобы корка его хрустела и крошилась. Затем вынуть большой кусок кипельно-белого мякиша, откусить и запить свежим же молоком. Она любила запах ванили, запах карамели и корицы, но больше всего она любила его запах, запах Сержа, вкус его губ, силу его рук – она просто любила его…Она тряхнула головой, отбросив мысли о нем, и вошла под сень дубов – полуживых исполинов покрытых пушистыми пледами, с любовью накинутыми на спящих великанов зимой.
Дойдя до середины парка, она вдруг почувствовала знакомый с детства аромат и с широко раскрытыми глазами начала искать среди дубов в сером свете нового дня маленькие черные деревца. Она любила этот тонкий, чуть слышный аромат своей родины. Она искренне жалела людей, которые не могли слышать его из-за притупленного постоянно движущей эволюцией осязания. Ничего не разглядев, она подошла к пригорку, вступив на белеющую аллею. Только сейчас она поняла, что это вовсе не гравий, как ей показалось ранее. Нелепые кусты по краям дорожки – обожаемые ею деревца, тонкий аромат которых она услышала. Откинув, набежавшую по родине ностальгию, Мадлен ступила на порог домика, и, вздохнув, нажала на кнопку звонка…
Возвращалась