Остальные тоже подняли глаза и протянули ладони навстречу лёгким, робким «звёздочкам», медленно спускающимся с неба.
– Какой тебе снег. Это же пепел.
– Пепел? Откудова это?
– Конечно. Во, смотри, густо пошёл.
– Правда, пепел. Не обманули солдатики, что сильно горит где-то.
Пепел. Он валил с неба всё плотнее, всё увереннее. Отдельных «снежинок» теперь уже не было, а валились крупные хлопья. Казалось, что они влажные и липкие. Падали эти хлопья довольно стремительно, создавая лёгкий шум, похожий на громкий шорох. На фоне глубоких сумерек падающий пепел вовсе затмил свет, превратив вечер в тёмную, непроглядную ночь.
Старики разошлись, озабоченно поглядывая на совершенно тёмное небо и стряхивая с плеч и головы приставучий, неприятный на ощупь пепел. Григорий ещё постоял, всматриваясь в ближние дома, замечая, как они покрываются неимоверным количеством пепла, становятся какими-то лохматыми, словно надевают на себя невиданную доселе шубу, мехом наружу. Звуки деревенские, особенно базлание полуголодной скотины по пригонам, поглотилось шорохом плотно падающего пепла и стало совсем не слышно. Только шорох, шорох.
Ночь тянулась необычно долго и была удивительно беспокойной. Сон то охватывал, заставляя проваливаться, словно падать в глубокую пропасть, то опять слетал, распахивая глаза селянам, учащая дыхание и сердечные ритмы. Удерживая это беспокойное дыхание, люди прислушивались к уличным шорохам, пытаясь определить, что же там, за стеной, происходит. Снова забывались тревожным сном, в надежде, что утром всё будет хорошо, отступят все тревоги и взойдёт радостное, родное и такое тёплое солнышко.
Утром жителям деревни предстала удивительная картина. Все огороды, дворы, улицы, все дома и сараи были покрыты толстым слоем золы, выпавшей за ночь. Небо очистилось и даже дыму, будто бы, стало меньше.
Но скотина продолжала вести себя непонятно. Коровы жались в дальние углы пригонов и напрочь отказывались выходить на пастбище. Хозяйки, вроде и пытались выгнать своих бурёнок, даже нахлёстывали их по спинам ладошкой, но голос не повышали. А убедившись, что те не хотят выходить, оставили их в покое, прикрыли калитки.
Григорий сходил к лошади, чтобы сводить её к водопою, но, к великому своему огорчению, не обнаружил её на месте. По оставленным следам он понял, как она билась и брыкалась здесь почти всю ночь. Наконец верёвка не выдержала, разорвалась надвое и кобылка убежала в сторону дороги.
– Вот дрянь! И на чём я теперь поеду домой?
Вернувшись в заежку с обрывком верёвки, он напился чаю, принесённого Терентием Владиславовичем, съел кусок капустного пирога и, извинившись за то, что не может дослушать словоохотливого коллегу, направился по домам.
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь лёгкую дымку, нелепо упирались в серый пепел, покрывающий всё вокруг. Ещё более нелепо выглядел Григорий, объясняющий улыбающимся хозяевам, что они должны иметь на случай пожара.
– Да где ты пожар-то видишь? Всё уже мимо пронесло. Даже дыму почти