– После обеда они меня рисовали. Посадили на ковер, сунули мне кролика… – по телевизору они посмотрели короткий видовой фильм, о Москве. Констанца подумала:
– Я два года в СССР, а Москвы я так и не видела. И не увижу… – она ткнула окурком в пепельницу, – чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше. Степан прилетит за мной…
Ей, почему-то, казалось, что все произойдет именно так. Констанца даже прищурилась, пытаясь разглядеть в ночи слабые огоньки бортовых огней:
– Сегодня, впрочем, нелетная погода. Натали не встречала Степана до войны, но помнит его фотографии…
Соскочив с подоконника, Констанца подняла трубку внутреннего телефона. Говорить ей ничего не требовалось. Кухню обслуживали молчаливые женщины, хорошо выучившие ее привычки.
Ожидая ночного кофе и яблок, Констанца забрала тетрадь, с рабочего стола. Зная, что ее вещи обыскивают, она писала шифром:
– Даже талантливым математикам потребуется много времени, чтобы его взломать. Партайгеноссе Гаврилов точно с ним не справится… – Констанца внимательно рассмотрела изящный набросок:
– У Лючии отлично получилось. Фотографий было никак не сделать, но я все запомнила…
Взяв паркер, Констанца быстро начала писать, под рисунком семи скал, торчащих из плоской горы. Дверь открылась, на дубовый столик водрузили кофейник, и блюдо с яблоками:
– Послать бы туда большую экспедицию, – вздохнула Констанца, – как в Антарктиду. Хотя в Антарктиде, с месторождением урана, все и так понятно. Но здесь надо еще разбираться… – почуяв запах свежего кофе, налив себе чашку, она вернулась к работе.
В пристройке для технического персонала вечернюю пайку раздавали надзирательницы. В шарашке, как, между собой, заключенные называли конструкторское бюро, никто не носил лагерную форму или кители МГБ. Полковник Гаврилов приходил в бюро в хороших, штатских костюмах, инженерам и чертежницам позволяли вольные платья. Одежду женщины получали со склада. Надзирательницы тоже одевались в гражданские наряды:
– Все равно, по их глазам видно, кто они такие, – мрачно сказала, однажды, Наташа Юдина, – к нам на зону после войны привезли девочек, из Равенсбрюка. Они говорили, что эсэсовки, в лагере, похоже смотрели…
Ужин, как называли пайку в расписании, возили по коридорам пристройки на гремящих, тюремных телегах. В восемь часов вечера ворота шарашки наглухо запирались.
При бюро работала собственная кухня. Из большого лагеря, по утрам, доставляли свежевыпеченный хлеб. Белые буханки и сливочное масло полагались только инженерам. Остальным зэка приносили сыроватые куски темного, ржаного хлеба и маргарин. Маргарин клали и в картофельное пюре, политое соусом от мяса. Само мясо тоже уходило на ужин инженерам.
В восьмую комнату, как здесь назывались камеры, согласно раскладке, мясо, как и дополнительный сахар,