– Нет.. э-э, то есть да, то есть не совсем «да».
Она словно прослушала мое мычание, склонив взгляд на «Введение в психоанализ» в моей руке.
– Зачем тебе эта книга? – проговорила она даже с неким любопытством.
Сюрприз срывался, я был застан врасплох и как мог пытался не выдать свои намерения.
– Чтобы… это… это Фрейд. – кое-как вспомнил я автора, решив, что этого будет достаточно для вполне конкретного вопроса. Было странным, что две мои идиотские реплики подряд не сумели выдать в ней хоть какие-то эмоции.
– Тебе есть «двенадцать»?
Не смотря на особенно неожиданный характер вопроса, ответ на него я твердо знал.
– Да, давно уже.
Ее дальнейшие вопросы я добровольно отказываюсь комментировать. Просто пронаблюдайте, что было дальше.
– Фрейд считал, что с двенадцати лет становится важным поиск полового партнера. Ты что, хочешь переспать со мной?
– Нет, конечно!
– Я что, тебе не нравлюсь?
– Нравишься.. очень даже!
Последовала небольшая пауза.
– Хм, раз ты преследовал меня, тебе надо было взять Хемингуэя, – задумчиво изрекла она. – Ему все время казалось, что его преследуют.
– Ого, я и не знал.
– Ну ладно, с тобой, конечно, весело, но мне пора, – непринужденно выдала она и стала удаляться.
– Постой, может погуляем как-нибудь?
– Ни в коем случае.
– Но…
– Удачи с психоанализом, – отрезала она и ушла, оставив меня под необычайным впечатлением. Письмо отправилось на помойку, а мои намерения только возросли. На следующий день я поджидал ее в том же месте с книжкой Э. Хемингуэя «Старик и море». Пришлось прочитать ее, чтобы быть во всеоружии. Увидев меня, Ада не очень обрадовалась.
– Опять ты?
– Да, я воспользовался твоим советом, – решительно произнес я.
– Очень зря! Хемингуэй не был счастлив в браках, а жизнь покончил самоубийством, – оттарабанила она, и не думая останавливаться.
Как назойливую муху она влепила меня в стенку одним хлестким ударом, но игра только начиналась. Я рвался в бой с жалкой самодельной рогаткой против тяжелой артиллерии Ады и верил в победу.
Надо было что-то придумать, что сработало бы на сто процентов, и тогда я взял бессмертную пьесу о великой любви Ромео и Джульетты. Я наивно полагал, что к Шекспиру она точно не придерется. На ее лице отразилось некое подобие заинтересованности, и, к моему удивлению, она задала вопрос достаточно веселым тоном:
– Что на этот раз?
– Две равно уважаемых семьи в Вероне… – поэтично начал я, но Ада тут же перебила.
– Ты сейчас серьезно? Ты же в курсе, что за три дня их глупой любви четыре человека померло? Трудно представить число жертв,