Мы оказались в старом купеческом доме. Дым поднимался от очага, пылавшего в центре комнаты, и устремлялся к потемневшей крыше. Вокруг очага стояли три стула и скамья. Свеча Ричарда осветила еще одну дверь, которая, как я полагал, вела в жилую комнату. Он открыл дверь и крикнул в темноту:
– Сюзанна!
Он взял палку, повернулся к нам, сел и палкой указал нам на стулья.
– Садитесь.
– Как дела в Эксетере? – спросил Уильям, протягивая руки к огню. – Мы видели огромную могилу в Сент-Сативоле…
Ричард, опираясь обеими руками на палку, проворчал:
– Они роют другую, за стенами, возле Кралдича, где раньше проходила Ламмасская ярмарка. Твой брат прав: добра в мире почти не осталось. – Он наклонился вперед и палкой подтолкнул полено в очаг. – Сегодня никто не ходит в церковь. Все священники сбежали, укрылись в своих загородных домах. Рынки почти опустели – никто не хочет везти зерно в город. Каждое утро тех, кто умер за ночь, выносят на улицы, чтобы возчики их подобрали. Вот так мы в последний раз видим любимых людей – их тела валяются на улицах, над ними вьются мухи, а потом грязные могильщики сваливают их на повозки и увозят прочь.
Появилась Сюзанна. Она оказалась пухлой молодой женщиной с черными волосами – так мне показалось в тусклом свете очага. Темная туника делала ее кожу ослепительно белой. Интересно, где ее муж, подумал я. Но в эти дни лучше не задавать подобных вопросов.
– Он уснул наконец-то, – сказала Сюзанна отцу.
– Хорошо, – кивнул Ричард. – Этот младенец голоден. Уильям заплатил мне, надеясь, что ты сможешь его накормить.
– А я что-то получу? – потребовала Сюзанна.
– Конечно, цветочек. Но это золотая монета, она стоит сорок пенсов. Я разменяю ее и отдам тебе достойную долю.
– Достойную? – переспросила Сюзанна, глядя на нас с Лазарем.
– Десять пенсов, – сказал Ричард.
– Вор!
– Двадцать.
Она кивнула и повернулась ко мне.
– Это мальчик или девочка?
Я замешкался.
– Его зовут Лазарь…
Ребенок снова заплакал. Сюзанна забрала его и расстегнула платье.
– Ему нужно не только молоко, – заметила она. – Когда вы в последний раз меняли ему пеленки?
– Утром, в Хонитоне. – Лазарь сосал грудь, но не с той жадностью, какой я от него ожидал. – На постоялом дворе, где мы останавливались, была кормилица.
Я посмотрел на Уильяма, но он глядел на огонь, стараясь не встречаться со мной взглядом. А вот Ричард смотрел на меня с подозрением.
– Когда, ты сказал, умерла твоя жена?
– Вчера утром.
– И ты едешь один, с ребенком? Только с Уильямом?
– А что мне делать? Господь в великой мудрости его взвалил на меня это бремя.
Наступила тишина. Уильям по-прежнему не смотрел на меня.
– До Мортона полдня пути, – сказала Сюзанна, глядя на ребенка, который то сосал, то снова порывался заплакать. – Я накормила его, накормлю, когда он проснется, и еще раз утром,