Проводив его до дверей, Авдей быстро поднялся наверх и постучал в комнату дочери.
– Я уже сплю, – послышалось в ответ.
– Доченька, это я, – сказал купец и вошёл в комнату.
Марфа сидела на кровати и смотрела в волшебное зеркало.
Авдей недовольно покачал головой. Увидев отца, она быстро положила зеркало под подушку и спросила:
– Ты что-то, батюшка, от меня хотел?
Авдей, присев на лавку у окна, взъерошил усы и ответил:
– Доченька, решил я попутчиком Ратибора стать и в деле ратном ему помочь. Негоже богатырю одному супротив силы нечистой идти. Ты уже взрослая и сама сможешь о себе позаботиться.
Услышав это, Марфа вскочила как ужаленная:
– Батюшка! Что ты такое говоришь?! С ума что ли сошёл?! Тебе бы на печи сидеть, а не в бой идти. Ты стар и немощен! Куда тебе супротив Василиска-то?! Ты ведь и меча не поднимешь! А ежели сгинешь?! Что я делать-то буду?! Нет, не пущу!
– Цыц! -прикрикнул на неё Авдей, недовольный словами услышанными-Не яйцам курицу учить! Сказал, пойду, значит пойду! И слово моё купеческое не рушимое!
Поняв, что отец не отступит, Марфа решила давить на жалось и заплакала, причитая:
– Бедная я разнесчастная! Сиротинушкой милый батюшка оставить хочет! Горе мне горемыке!
– Всё, перестань тут сырость разводить, – махнув рукой, сказал Авдей, – завтра днём в путь выступаем.
Поняв, что ничего не изменит его решения, Марфа в сердцах крикнула:
– Ну и иди, коль решил! А про меня забудь! Не дочь я тебе больше!
Услышав это, Авдей недовольно покачал головой и вышел. А Марфа, упав лицом на подушку, громко зарыдала. Первый раз батюшка пошёл супротив её желания. Но вскоре устала плакать и заснула. И приснился ей дивный-предивный сон. Что она плыла по Морю-океану на прекрасной ладье, а рядом с ней стоял писанный красавец… Как только петухи огласили округу, Авдей поднялся и, умывшись, спустился вниз. Там, к его удивлению, уже ждал Ратибор, сидя за столом. А рядом с ним стоял половой с заспанными глазами.
– Я заказал уже квасу с мёдом, почек заячьих да блинов со сметаной, – сказал, улыбнувшись богатырь.
– Ты посиди пока, а я Евлампия пойду разбужу, пусть с нами позавтракает, – произнёс Авдей и пошёл на конюшню.
А Ратибор задумался… о Марфе:
«Всем прекрасна она. И умом прозорливым, и красотой неземной, и голосок у неё дивный. Влюбился как мальчик и готов мир к ногам положить. Но кажется мне, что она, поначалу, ласковой став, после в ледышку обратилась. В чём дело-не пойму? Да, не красавец с картинки, так и не утверждал я этого. Сама первая им назвала. Может дело в том, что я королевич иноземный и она, просто-напросто, не хочет общаться со мной? Не похоже. Когда я ей об этом рассказал, то она ещё добрее стала. Нет, не понять мне девичьих мыслей никогда».
Авдей вернулся с парнем лет тридцати.
– А вот и мы, – сказал купец, присаживаясь