– Ружье, наверно!.. – подумал обрадованный Колька. – А то и винтовка какая!.. Пацаны обзавидуются теперь!..
Колька мигом спрыгнул в воду и вытащил ящик на берег, после чего смыл с него ил. На заколоченной гвоздями крышке ящика была частично сохранившаяся, выполненная белой краской трафаретная надпись, которая, как смог разобрать Колька, гласила: «Соверше… о …ретно! Опасный груз! Не вскрывать! Соб… енность государства! Под охран… НКВД!» Под этой надписью той же белой краской от руки кистью было написано: «Ст… ший упол… че… й отдела секре… х ценно… и оккул… ых артефа… в майор НКВД Федор Куроч… ин».
Колька пнул ящик ногой, отчего тот рассыпался, и средь обломков ящика в остатках сгнившей мешковины показался – к глубочайшему Колькиному разочарованию – лом… Обыкновенный лом, а никакая не винтовка… Обычный лом, какой есть практически в каждом доме. У Колькиного отца в гараже два таких… Колька взял в руки лом и осмотрел его – так и есть! – обыкновенная говенная железяка, не имеющая никакой ценности. Правда, с каким-то странным значком…
Колька обеими руками раскрутил лом и выкинул его подальше в прибрежные кусты, после чего побрел домой: каникулы – каникулами, в обед по расписанию! Разочарованный Колька ушел с берега прочь и уже не видел того, как вода в протоке – в том самом месте, откуда всплыла щука с ящиком в зубах – булькнула еще раз, выплюнув на поверхность какой-то бумажный лист, пожелтевший от времени, который поплыл по течению вниз. Лишь пролетавшие над медленной рекой стрекозы могли с высоты своего стрекозиного полета увидать тот листок с изображением орла, сжимающего в своих когтистых лапах венок из дубовых листьев с многоизогнутум крестом в центре венка. А если бы те стрекозы умели еще и читать, то, наверняка, они прочли бы и напечатанный готическим германским шрифтом текст со странным словом Ahnenerbe…
****
Получив повестку, Варвара Петровна подчёркнуто громко запричитала. Она связала свой небольшой промысел – продажу самопальной водки – с появлением повестки, грозящей подорвать её небольшое благосостояние.
– Несчастная я женщина! – причитала пьяная Варвара, сидя на кухне, широко раздвинув ладные крутые бедра, хлопая по ним своими мягонькими ладошками, одновременно хладнокровно биясь головой об трубу отопления. Но Пантелеймона, как назло, не было дома и его сердце осталось нетронутым. Ментовская жена – Лизавета Мымрик, вернувшись с ночной смены в базарном ларьке, спала, как убитая непомерной жизнью лошадь. Мымрик-младший где-то слонялся без дела.
Гул доносился с пятого Варвариного этажа по стояку