– Мымра!..
– А ты Мымрик! – ответила соседка и захлопнула дверь с такой силой, что с потолка на фуражку капитана осыпалась штукатурка.
Пантелеймон Мымрик – а именно так звали капитана – сплюнул, поднял свою кожаную папку, круто повернулся и грозно затопал прочь, будто желая выдавить глаза бетонного пола, ну, а пол, при этом, будто бы, каждый раз прищуривался, не давая ему совершить подобное злодеяние. Вынырнув из пропахшего мочой и подвальными миазмами подъезда, капитан глубоко и жадно вдохнул, как пловец после глубоководного заплыва, и огляделся вокруг, словно прощаясь с последними мечтами о благой жизни для всех, в том числе и для себя. Он был зол. Под его с виду грубой ментовской шкурой жила нежная, ранимая и мнительная душа. А такая душа вполне может быть и обидчиво-мстительной…
Пантелеймон остановился, ухмыльнулся, достал бумагу из кожаной папки и что-то на ней написал. Затем вытащил из той же папки печать, дыхнул на нее и тут же поставил оттиск. Соловушка-повестка не заставила себя ждать – прилетела и юркнула в Варварин почтовый ящик ядовитого-невзрачного цвета.
****
Когда старший следователь по особо странным делам Главного Управления МВД ХРЮ капитан Пантелеймон Мымрик зашёл к начальнику отдела, его шеф – полковник Булыга по кличке Булыжник – занимался туалетом: массировал свою, поседевшую за долгие годы службы, голову, закатывая поросячьи глазки. Впрочем, седины не было видно, ибо Булыга красил волосы, но, не смотря на эту процедуру, полковник всегда помнил о своей, пугающей молодых особей женского пола, седине. К тому же, Булыга боялся облысения еще потому, что его новая жена Зося была весьма молода и хороша собой. Комплексующий по поводу облысения, Булыга считал волосатость своей головы преимуществом перед другими полковниками и потому, через каждые полчаса, запустив десятерню в волосы, двигал в разные стороны свой скальп в тщетной попытке обеспечить приток крови к хиреющим волосяным луковицам.
Служака Пантелеймон услужливо подождал, пока командир, как он его любовно называл, закончил свою процедуру и обратил свой взгляд на вошедшего капитана.
– Здравия желаю! – выпалил вышколенный капитан, хорошо знавший привычки своего начальника.
Полковник Булыга откинулся на спинку кресла и, чтобы лишний раз подчеркнуть своё превосходство, не удосужился поздороваться в ответ, однако, улыбнулся капитану, как родной отец после долгой разлуки с блудным чадом, и предложил присесть.
– Извини, капитан, а как тебя там дедушка в детстве звал? – спросил неожиданно Булыга.
– Ээээ… Не помню… – не нашёлся, заторможенный после бессонной ночи, Пантелеймон.
– А бабушка?.. –