№№№№№№№№№
Жаклин разучилась властвовать собой, и Серж, наверное, упрекает ее из своего небытия. Но какой-то Демон противоречия – мировой судия, засел накрепко в ее душе, и никакие Евангелийские истины не имели значения и в бессилии отступили. Она была несчастна, одинока и предана, а потому и жестока. И никто не может понять ее отчаяния. В тот момент ей вспомнился Роберт. Она помнила о том, что обещала позвать его, но вовсе не собиралась это делать. Если он будет здесь, рядом, то ей станет еще хуже, даже затевать этого не стоило. Если к кому-то она и хотела обратить свой взор, то это был загадочный Пианист, снова и снова выходивший к роялю и игравший так, что она могла заглянуть в собственную душу, а потом раствориться в этой невероятной музыке.
Она понимала, как он проницателен и опасен для нее. Но помимо собственной воли, она тянулась к его пристальному взгляду, к его музыке. Даже если потом за это придется дорого заплатить, она не боялась и этого, и готова была безрассудно броситься в воду с высокого обрыва. Но он все время ускользал, а она не могла даже остаться и поговорить с ним. Он играл ее судьбой, и Жак понимала, что он меньше остальных способен был утешить ее и вернуть смысл существования. Но в нем было что-то большее, чем унизительное утешение. И потому она с такой тревогой, надеждой и болью ждала вечера, сумерек, музыки и встречи с ним.
В тот странный вечер, когда она осмелилась приблизиться к могиле Сержа, Жаклин написала первое стихотворение, нужно было куда-то выплеснуть свои чувства, молчать больше было невыносимо.
Она положила этот листок вместе с тем, который залетел к ней в распахнутое окно.
Комедия окончена, мой друг,
а жизнь сера, почти невыносима,
И только маска скроет ужас мук.
Куда мечта нас снова уносила?
И ночь темна в ракушке бытия,
никто нам эту пьесу не напишет.
Но снова убивает спесь твоя.
И возражаю я тебе все тише.
Нет силы на истерику и боль,
Сама прошла и больше не терзает.
– О чем ты, дорогая, что с тобой?
И смотрит так устало, и вздыхает.
Мой брат, он слеп душою так давно.
Но этого тогда не замечала.
Что остается? Кислое вино,
наряд принцессы, этого так мало.
И красное на черном, словно кровь.
Она еще безжалостно прольется
И все твержу я в забытьи: «Любовь,
она придет, ко мне, она вернется».
И даже верю, если повторить,
она от сна очнется и услышит,
И лишь закат, как мой наряд, горит.
И звезды загораются все выше.
Не сбудется желанье все равно.
Но я о ночи страсти загадаю.
Художник гениален, под луной,
на полотне его я воскресаю.
И буду жить. А что реальность нам?
Она