ЧАСТЬ 1
Моррель был прав:.мой дух освободился,
Я вновь «уснул», и в этом сладком сне,
О БОЖЕ, в дремоте я шевелился,
Лёжа на мягком, бархатном белье.
Но всё это меня не изумляло,
Нет, я конечно был самим собой.
Но Дэррель Стэндинга тут было мало,
И жило моё «Я» другой судьбой.
– Эй, Понс! Скорей воды холодной,
Во рту горит, вчера я много пил.
И тут я вдруг заметил, что свободно
С слугою по- французски говорил.
– Ну, как отец-, ворчал Понс с безнадёгой,
– Тот хоть исправился в конце концов,
А Вас встречаю каждый день с тревогой,
Мне современных не понять юнцов.
Он болен был желудком, я слукавил…
– А мне что прерывать песню в полёте?
– Пей, господин, с ворчаньем Понс поправил,
Не повредит, здоровым Вы умрёте.
Соболий плащ мне подавая в руки,
Он всё качал с укором головой:
– Мало отец Вам преподал науки,
К чему такая роскошь, БОЖЕ мой!
Он добывал всё крепкою десницей,
Но и держал добытое в семье.
А Вы транжирите, и может так случиться-
Всё спустите за рюмкой Бужоле.
…Священник тот, о ком вы говорили,
Вас дожидается почти уж два часа.
– Так от чего ж меня не разбудили?
В гостиной раздавались голоса.
Я смутно вспомнил: патер Мартинелли…
– Введите, – он с приветствием вошёл.
– Вы долго мешкаете, граф, на самом деле, —
Он вымолвил мне тот час, как зашёл.
ЧАСТЬ 2
– Хозяин мой начал терять терпение…
– Перемените тон, его я оборвал.
– Здесь Вам уже не Римские владения,
Где августейший правит кардинал.
– И, тем не менее, – он продолжал упрямо,
– Мне велено Вам лично передать,
Чтоб Вы оставили известную Вам даму.
Иначе… -Иначе что, он будет угрожать?
– У августейшего есть на неё планы, —
Невозмутимо патер продолжал.
И Ваши связи с нею не желанны,
Он Вам настойчиво порекомендовал…
– Ну что ж подумаю над Вашим предложением, —
С весёлым вызовом я дерзко произнёс.
– Дайте ответ, владыка ждёт решения,
Иначе сами мы решим вопрос.
Я говорил, что это бесполезно,
Но шанс последний Вам предложен был.
Все знают, что повеса вы известный,
Ну, в общем, я Вас предупредил…
…Мы шли с Филиппой, сердце замирало,
О как она прелестна, хороша.
– Грустить Вам, герцогиня не пристало,
Я Ваш слуга, и шпага, и душа.
Единственная женщина на свете,
Чей нежный взор мои мечты пленил.
Навек запомню я минуты эти,
Я ей на ушко томно говорил.
Но у седого