В поэте, по М. Цветаевой, всё крылато: за спиной – крылья, крылата душа, ноги, голос: «Всем пророкочет голос мой крылатый…». («Вы столь забывчивы…»); «За моей спиной крылатой…» («Рыцарь ангелоподобный…»); «Я – крылатая, была проклятой». («Новый год я встретила одна»)
Крылья – атрибут высших существ. У Платона в «Ионе» Сократ говорит: «Говорят же нам поэты, что они летают, как пчёлы, а приносят нам свои песни, собранные у медоносных источников в садах и рощах Муз. И они говорят правду: поэт – это существо лёгкое, крылатое и священное; и он может творить лишь тогда, когда сделается вдохновенным и исступлённым и не будет в нём более рассудка; а пока у человека есть этот дар, он не способен творить и пророчествовать». Бог делает поэтов своими слугами, чтобы через них говорить с человеком, утверждает Платон устами Сократа. Глядя на земную красоту, поэт припоминает красоту истинную, и окрыляется, и стремится взлететь – вот причина его исступлённости. Вдумчивый читатель, если он понимает поэта и правильно расшифровывает его произведения, тоже окрыляется и становится исступлённым. У М. Цветаевой поэт становится крылатым тоже в состоянии вдохновения, которое и есть исступление. Крылья возносят поэта ввысь, к истинной красоте, к идеальному миру. Туда же поэт увлекает за собою читателя. Поэт тем и отличается от обыкновенных людей, что, возносясь на крыльях вдохновения, способен в минуты экстатического подъёма созерцать прекрасное, идеальное: «Ввысь – мой тайновидческий путь». («В сновидящий час») В горнем мире идеальном мире Платона царствуют, как утверждает М. Цветаева, Умыслы (т.е. идеи, не воплотившиеся ещё на земле): «Умыслы – в мире дословном (дословесном) то же, что тайнопись в мире сём. Умысел можно передать только тайнописью» [260, 248]. Поэт лучше и легче припоминает то, что его душа перед рождением видела в горнем мире. Платон говорит, что знание это припоминание. Таким образом, Платон верил в предсуществование души. М. Цветаева выразила идею Платона о предсуществования души в стихотворении «Сивилла – младенцу»: «К груди моей Младенец, льни: / Рождение – паденье в дни. / С заоблачных, нигдешних скал, / Младенец мой, Как низко пал! / Ты духом был, ты прахом стал». («Сивилла – младенцу»)
М. Цветаева и о себе говорила, что всё знала отродясь и дородясь. («Мой Пушкин») Так кто же, по М. Цветаевой, поэт? Этот вопрос всегда волновал М. Цветаеву. В поэзии, прозе, письмах, дневниковых записях она постоянно возвращается к нему: дополняет, уточняет, шлифует то, что сказала о поэте раньше. Самое главное, что М. Цветаева скажет о поэте, также восходит к Платону. В диалоге Платона «Федон» душа уподоблена лире, её струнам и строю. Строй лиры Платон называет чем-то невидимым, бестелесным, прекрасным и божественным. Сама лира и её струны – тела, и как тела они смертны. Душа это строй лиры, «…душа –