– Так эта байка про прапорщика, – возразил я.
– А ты что думаешь, среди полковников прапорщиков не бывает?
В том, что Юрка прав, я вскоре убедился на своём опыте. Бессонов вызвал меня в кабинет и выразил недовольство, что фотоматериалы вовремя не представляются на обсуждение.
– Евгений Иванович, здесь вы, безусловно, правы. Мне тоже не нравится, когда начальники отделов берут меня за грудки и требуют иллюстрации, нужные ещё вчера. Но чтобы удовлетворить спрос, я должен знать содержание корреспонденций. А их нет до последнего момента. Вашей, кстати, тоже пока не видел. И что прикажете делать в таком случае?
– У вас что, архива нет?– возмутился Бессонов при упоминании своего прокола.
– Загашник – то есть, но он не актуален. Кому нужны снимки годовалой давности? Может, ребят и в живых уже нет, – вспомнил я про скандал двухлетней давности, случившийся в одной из центральных газет.
Тогда опубликовали мужскую фотографию не первой свежести. А бедняга возьми и умри от инфаркта. Ляп может быть и не заметили, но дядька был каким – то профсоюзным боссом и имел авторитет среди партийной элиты. Происшествие в ежедневной печати крайне редкое. Не то, что в ежемесячных журналах, технология выхода в свет которых растянута на три месяца. За это время с отснятыми людьми могло произойти что угодно. И чтобы не попасть впросак, приходилось часами висеть на телефоне, добиваясь подтверждения с мест, что с идущими в печать персонажами ничего негативного не произошло.
– Дело даже не в этом, – продолжал я развивать свою мысль. – Отдел не может работать в трясучем режиме. Тематический снимок требует организации и подготовки, и, стало быть, времени. Вот и используем дежурные заставки.
– А это ваши проблемы, – отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, Бессонов. – Не подменяйте творческий процесс банальным ремеслом.
– Об этом и речь.
Евгений Иванович взглянул на меня с иронией:
– Вы что же, предлагаете мне заняться вашими обязанностями?
– Зачем так круто. Просто было бы не лишним на летучке напомнить редакторам о сути нашего разговора. Вам, как руководителю, сделать это сподручней.
Лицо полковника побагровело и приняло выражение людоедки Эллочки. В его глазах ясно прочитывалась её знаменитая фраза «Не учите меня жить!». Но он не дал воли эмоциям и пообещал выполнить мою просьбу.
Неосторожные откровения с Бессоновым приобрели вдруг негативную окраску. Любовь Степановна Виноградова, женщина жёсткая и бескомпромиссная, не терпящая сплетен за своей спиной, поймала меня в курилке и, выпустив длинную струю дыма, в лоб спросила с сарказмом:
– И чем я тебе, голубок, не угодила? Вкалываю по двадцать пять часов в сутки, беру для работы рукописи домой, а вы утверждаете, что я бездельничаю.
– Не понял, – в растерянности развёл я руками. – Откуда такой поклёп?
– Да