Речь Миронова мне не понравилась. Не такая уж я фигура, чтобы в честь её пели дифирамбы. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Я только сказал «спасибо».
Все оживились, раздался тонкий звон хрусталя, потом наступила минута молчания, нарушаемая перестуком ножей и вилок.
Я с удовольствием ел буженину и поймал себя на мысли, что думаю об источниках изысканных блюд. Наверняка шеф пользуется привилегией государственных чиновников и партийных бонз и отоваривается на закрытых складах и спецмагазинах, возможно даже в «Елисеевском», который по ассортименту мог бы соперничать с Третьяковской галереей. Простому смертному такие деликатесы не по карману. Да и недоступны тоже. Только элита пользовалась негласными кормушками. Попасть в список льготников считалось престижным, и не только потому, что решало проблемы быта: статус такого счастливчика резко возрастал. Вся страна съезжалась в Москву за продуктами, поступающих в столицу со всех областей. Ходили упорные слухи, что Правительство и лично товарищ Гришин, занимающий пост первого секретаря обкома партии, распорядились создать в Москве видимость изобилия, чтобы не травмировать психику иностранцев пустыми полками. Шла борьба за престиж советского государства, которому через двадцать лет обещано было жить при коммунизме.
После третьей опрокинутой стопки я, по привычке, вышел покурить на площадке. Илья Александрович увязался за мной. Разговор шёл о работе. И это естественно. Авиаторы за пьянкой обсуждают деловые моменты, а на работе судачат о женщинах.
Я высказал пожелание обновить фотоаппаратуру и приобрести, наконец, собственную проявочную машину для слайдов, без которой хоть караул кричи.
– Мыслите вы, безусловно, правильно, – поддержал меня слегка подвыпивший Миронов, – но она уйму денег стоит. И не просто денег, а валютой. Без поддержки сверху наша инициатива обречена на провал. У меня есть определённые связи с руководством, но одного меня мало. Говорят, у вас неплохие отношения с Батехиным?
Вот в чём собака была зарыта! Вот почему шеф пригласил в гости неизвестного в пишущих кругах подчинённого. Ему нужна была информация из первых уст о моих связях с Лукичом. Но он забыл (игнорировал?) про одно журналистское правило – никогда и ни с кем не делиться лично добытыми сведениями, потому что они представляют материальную ценность. Поделиться информацией – всё равно, как вытащить деньги из своего кармана и отдать собеседнику.
– Илья Александрович, – изобразил я на своём лице как можно естественней изумление, – слухи эти явно преувеличены. Ну, какие, скажите на милость, могут быть отношения между обыкновенным клерком