«Неужели каждый момент прошлого сохранился? Неужто Вселенная помнит всё, что когда-либо происходило? Но для кого эта память? Или прошлое и будущее неразрывно связано, как всё в зримом и незримом мире? Если всё связано и предопределено, тогда Творец рано или поздно устанет от бесконечных повторений комбинаций прогнозируемого мироздания. Или когда Великий в депрессии, за дело берётся Хаос?»
У стен незнакомой крепости на большой поляне друг напротив друга замерли противоборствующие рати. Одна, что больше, сплошь состояла из конных. Всадники были облачены в лёгкие, кожаные доспехи. Через плечи были перекинуты короткие луки и ятаганы, редкие булавы были подвязаны у сёдел, рядом с округлыми щитами. По школьному курсу и рисункам в учебниках, Леопард признал степняков. То ли хазары, то ли половцы, а может и вовсе печенеги.
Свита лучших телохранителей сгрудилась вокруг чернявого предводителя. Он посмеивался и переговаривался со своими. Предстояли переговоры, но войско на случай их неудачи, вооружалось и готовилось к битве. Луки легли поперёк сёдел, тулы[1] за плечами были полны коротких стрел.
Вторая рать была более знакома глазам: длинные волосы торчали из-под яловидных шлемов, широкие плечи несли кольчугу, в руках были топоры, мечи, булавы, реже луки. Русовласые и светловолосые, голубоглазые и зеленоглазые, хмурые русичи, не ждали ничего хорошего от переговоров. Меньшей частью они были конными, большей – пешими. В небо смотрел стяг с бородатым мужиком в ореоле света и нимба. В центре войска стоял угрюмый, бородатый князь в сияющих, неполных доспехах. Шлем и сбруя его сияла золотом, а глаза были странно пустыми – витал в своих мыслях.
Сёма заинтересованно захотел приблизиться к русичам, но от обоих войск отделились представители-дипломаты. По трое. Один впереди и двое чуть поодаль. Леопард не особо удивился, когда оба приблизились к тому месту, где он стоял, и застыли в пяти шагах друг от друга. Первым заговорил моложавый степняк с серьгой с красным камнем в ухе.
Сёма неожиданно для себя понял каждое слово.
– Печенежский князь мудр. Не обнажая мечей, решит он исход битвы. Велит он Владимиру: «Выпусти ты мужа своего, а я своего, пусть борются». Как наш победит вашего – данью откупитесь. А как ваш нашего – уйдём.
Седой воевода, «правая» рука Владимира, загудел густым басом:
– Не престало собаке велеть Красно Солнышко. Как наш богатырь поборет вашего, не уйдёте, а по конурам попрячетесь.
Моложавый засмеялся:
– Кто богов своих предаёт, силы теряет. Так и вы, русичи, слабы теперь. Мёртвому вверились.
– Мы и под мёртвым не слабей степных псов, что и крова своего не имеют, по полям бегают. Мы же дома имеем и будем защищать их, не жалея животов[2].
– Нет при вас больше Святослава. Погубит вас Владимир. Сегодня богов меняете, завтра ножи друг другу в спины вонзите. Угробит вас