– А для чего ж я, по-твоему, примчалась?
– Я думала, за огурцом, – Тоня подошла к столу, сунула под нос тарелку. – Ешь, – деревянные губы не слушались, как после новокаиновой заморозки, ноги плохо сгибались в коленях, и она передвигалась точно на ходулях.
– Тонечка, миленькая, – вскочила из-за стола Елена, – он живой, честное слово! Господи, Женька, скажи ей, что это правда!
– Ну, что вы, девки, вечно сразу нас хороните? – забормотал Никонов, бережно усаживая жену друга на стул. – Сначала одна, теперь другая. Совсем сдурели! Живой твой Аренов, жи-вой, поняла? Еще всех нас переживет.
– Тебя – не надо, – встряла Никонова.
– Я – старше, по справедливости должен уйти первым.
– По дурости, – огрызнулась никоновская половина.
– Я хочу к нему. Где он? – по-прежнему непослушные губы делали речь медленной и невнятной.
– Что?
– Где он? Я должна его видеть.
– Ты ничего никому не должна, ясно? И лучше тебе, дорогая, не рыпаться, а сидеть дома да ждать возвращения мужа. Если что будет надо, скажи. Мы с Ленкой всегда под рукой, поможем. А сейчас прекрати хлюпать носом, возьми себя в руки и успокойся. Не то не посмотрю, что ты ждешь ребенка, врежу по первое число. Ты, Антонина, жена летчика, значит, должна быть сильной и верить, что твой мужик заговорен от смерти. Тобой, твоей верой в его удачу, твоей любовью, наконец, черт бы вас, баб, побрал!
– А я тут при чем? – улыбнулась сквозь слезы Елена.
– Когда вы, в конце концов, поймете, что нам нужна не мурлыкающая кошка – скала! Каменная стена, которая хрен даст упасть, усекла, Аренова?
– Усекла. Поклянись, что он жив.
Той же ночью у Тони Ареновой начались преждевременные роды.
Новый год оказался добрее старого, который наподличал и отступил с позором, уяснив, что Ареновых сломить не удастся. Правда, уходя, словно испугавшись расплаты, подарил сына – орущее существо, выскочившее на свет до срока. Измученная схватками Тонечка еще до появления акушерки угадала в нем мальчика. Старший Аренов остался жив, только катапультировался неудачно, в результате чего провалялся больше месяца в госпитале. Никонов сдержал слово и опекал чужую жену лучше собственной, а Никонова стала на первых порах отличной советчицей и помощницей, без которой молодой неопытной маме пришлось бы довольно туго. День, когда муж ввалился с подарками в дверь, стал самым счастливым в жизни его жены. Счастливее этого не было ничего, даже вечера, когда Туманова вызвалась быть Ареновой. С провинившегося лейтенанта сняли строгий выговор и представили к новому званию. Жена старлея обмыть с другими новую звездочку не смогла: кормила грудью, не принимала спиртного ни капли. Но стол для гостей накрыла и прикоснулась губами к краю бокала, где на дне сиял маленький золотистый пятиконечный предмет. Сына назвали Ильей, в честь богатыря Ильи Муромца: так яростно рваться на свет, сказочно быстро расти и быть таким крепышом, мог лишь воспетый в былинах силач.
В хлопотах и заботах незаметно