К тому моменту, как крикливый красный ара по имени Жаркое проорал утреннюю побудку, Амели уже давно поборола сон и просто лежала, уставившись вверх. Каждая трещинка на потолке крохотной аскетичной каюты удостоилась внимания, Амели любила их разглядывать в моменты тревоги, мысленно превращая линии в карту. Она прокладывала маршруты в узоре трещин, стараясь не повторяться. Немного странное времяпрепровождение, но уж какое есть. Попугай сегодня решил надрываться дольше обычного и вместо стандартной фразы «пора драить жопы, летучие обезьяны», означающей «доброе утро», продолжил любимой корабельной песней-молитвой.
Амели вскочила с кровати под «налей богу ветра чарку покрепче» и приступила к утреннему ритуалу: умыться, отжаться, одеться.
Сорок отжиманий – вдвое больше нормы, – успокоили нервы.
Холодная вода прояснила ум.
Юбка-шаровары, белая блуза, коричневый вязаный жилет, широкий капитанский пояс, доставшийся от приёмного отца и переделанный под её фигуру. Он, как поддерживающее дружеское объятие, стянул без того тонкую талию, настраивая на рабочий лад. Амели бросила взгляд в крошечное зеркальце над умывальником лишь для того, чтобы наскоро причесаться. Это всё, что нужно.
Она прислонилась лбом к двери, на несколько секунд закрыла глаза. Сегодня начинается один из сложных рейсов – с пассажирами на борту. Радовало лишь, что она встретит среди них старого друга. Живые грузы болтливы, своевольны и всегда оценивают её – женщину-капитана. Люди встречают по внешности, и тут не повезло – слишком смазливая, и за счёт кукольного лица Амели казалась моложе своих двадцати пяти. В особо тяжёлые рейсы она даже завидовала Гарпии Грейс, капитану «Летучего кита», у той не было подобных проблем. Высоченная, статная, с изъеденным оспой лицом, она только поглядит из-под своих белобрысых ресниц, как разговорчики смолкают и больше не возникают. Иногда Амели хотелось быть в этой внушительной шкуре. Она проводила свободное время, укрепляя тело, стремилась стать уверенней и весомей, чтобы пассажиры не смотрели снисходительно – особенно консервативные женщины, коих, слава ветрам, на борт заносило редко.
Амели вышла на открытую верхнюю палубу. «Северный ветер» походил на морские парусники, только место парусов занимали наполненные летучим газом баллоны, покрытые единой оболочкой. Она подошла к борту и улыбнулась, глядя на горизонт. Сложная ночь осталась в прошлом, занимался рассвет. Первые лучи уже касались потрёпанной тёмно-серой ткани оболочки, но на досках палубы ещё лежала глубокая тень.
– К исходу долгой ночи так близок стал рассвет, что можно день потрогать, и страха больше нет, – шепнула Амели одно из любимых и близких ей стихотворений, и погладила гладкое дерево борта. Она поёжилась от прохлады, но была ей рада. Жаркое пролетел мимо, чиркнув хвостом по голове, и устремился на простор, размять крылья. К сожалению, эта дерзкая птица всегда возвращалась.
Золотисто-розовые лучи подсветили самую