Видимо, вспоминая свою нелегкую работу, Аркадий Львович на секунду замолчал. И я, воспользовавшись паузой, спросил у него:
– Ведь Вы попали в органы НКВД по рекомендации райкома, а как Вы могли доверять другим и быть уверенными в Ваших осведомителях, не зная их подлинного отношения к советской власти. Разве можно было им верить?
– Шеф, – ответил он мне снисходительно и поучительно, – Вы, как всегда, заблуждаетесь. Поймите, наше НКВД обладало неограниченными полномочиями по отношению к любому члену советского общества. В то время наши органы могли сделать осведомителем любого человека и всех людей могли заставить стучать на любого и каждого, кто советскую власть не любил и не поддерживал.
– Как, каким образом? – искренне вырвалось у меня.
– Ответьте мне, шеф, кому охота умереть? Поймите, если органы НКВД ставят своей задачей сделать из того или иного гражданина информатора, а он не хочет этим заниматься или более того, отказывается, то он, как бы ему этого ни хотелось, будет делать не то, что ему хочется, а то, что надо НКВД. Попав в наши руки, он никуда и никогда уйти от нас не сможет.
Мне становилось все больше не по себе. А Рябов тем временем продолжал:
«В нашей системе имеется огромный арсенал для успешной деятельности: уволим, например, с работы. А ведь без нашего согласия его никуда не примут. А ведь человек слаб, поймите это. Особенно, если у него есть семья, жена, дети. Он будет вынужден сдаться и будет стучать на любого, на кого мы ему покажем пальцем. К тому же не забывайте, что НКВД имеет огромные возможности для устранения неугодных. Например, несчастный случай. Можно легко подстроить автомобильную катастрофу или убийство с целью ограбления (с подставными бандитами). Меня учили, что на нашей работе дружба при выполнении особых задач не предусматривается. Ни морали, ни чести, ни долга, ни человеческих чувств – надо стать бесчувственным одиноким волком и посвятить этому всю свою жизнь. Я никогда не