Наваждение. Сергей Алексеевич Минский

подошла, не то подплыла к Максиму и провела рукой по его щеке. Появилось странное ощущение: прикосновение оказалось совершенно обычным – теплым и ласкающим. Подушечки пальцев, задев мочку уха, как гребень, прошли по волосам на затылке, и рука легла на шею. После такой процедуры, словно именно она явилась спусковым механизмом, в Максиме что-то переключилось. Пустота под ложечкой рассосалась, а в голове появилось и стало быстро разрастаться ощущение огня. Оно, заполняя все и вся, выжигало, остатки мыслей, которые все еще пытались увязать возникновение тела, пугавшее своей необъяснимостью, и само тело – чарующее и зовущее. Наконец, сделав свое дело, огонь стремительно ушел в низ живота, сконцентрировался там и превратился в силу. Перед Максимом уже стояла просто женщина, природа которой предлагала оживляющую влагу его горящей огнем плоти.

      – Кто ты? – прошептал.

      Вопрос, глухо прозвучавший в тишине, странным образом растворился в горячем и плотном от мельчайших капелек воды воздухе.

      – Ты бесцеремонен… – усмехнулась она и, взяв его за подбородок и приподняв голову, заглянула в глаза.

      Максим ощутил – почти на физическом уровне, как непреодолимой силой его стало втягивать в бездонную глубину ее зрачков. Словно там была зона пониженного давления. Как будто, трансформируясь в бесплотное текучее нечто, он должен проникнуть туда, просочиться через острые колючие точки. «Странно, – подумал, – такие зрачки при таком свете… Что она ими видит?» Ему до безумия захотелось оказаться на той стороне, раствориться там, стать частью чего-то непонятного, но такого влекущего. Было и стыдно, и приятно, и жутко, и восхитительно одновременно.

      – Не бойся, милый. Я пришла не за тобой. Я пришла к тебе, – голос показался не то журчащим, не то мурлычущим. В нем слышалось понятное подсознанию желание. Но одновременно с пониманием этого на макушке возникло знакомое ощущение зашевелившихся волос. И теперь уже не от разницы температур.

      – Кто ты? – теряя остатки разума, снова спросил Максим. Он разрывался между вожделением и нараставшим ужасом: от догадки – кто перед ним.

      – Я – то, что ты сейчас неосознанно пожелал, – голос до неузнаваемости изменился. Он пронизывал собой тело, заставляя его вибрировать, – Ты разве не узнал меня? Я – Смерть и Возрождение. Я – Любовь, – почти пропела она последнюю фразу и усмехнулась. На ее прелестном лице промелькнуло и исчезло знакомое снисходительное выражение, – Сегодня ты познаешь меня. И отныне будешь искать в каждой красивой женщине. И в каждой ты найдешь частичку меня, но никогда не обретешь в полной мере, – она замолчала. А он инстинктивно, по-детски, совершенно бездумно захотел спросить – «почему?» Но не успел, – Время бесед закончилось, милый, – снова замурлыкала она, и нетерпеливо, даже грубовато стала ласкать его, растворяя в себе, но наполняя в то же время все его существо неисчерпаемой силы необъяснимой радостью.

      2.

      Просыпание в своей постели стало одновременно