Это было ещё хуже: понять вдруг, что это её вина. Что Джеф, как подопытный кролик, участвует в грандиозном опыте, предназначенном научить чему-то её. Чему?
Читать от слёз она не могла. Молитва всё время уплывала от неё, оставляя ей только исторгаемые сердцем стоны. Почему-то вспомнилась "Песнь Песней", которую она знала почти наизусть.
"Отпёрла я возлюбленному моему,
а возлюбленный мой повернулся и ушёл.
Души во мне не стало, когда он говорил;
я искала его и не находила его;
звала его и он не отзывался мне.
Встретили меня стражи,
обходящие город;
избили меня, изранили меня;
сняли с меня покрывало
стерегушие стены.
Заклинаю вас, дщери Иерусалимские:
если вы встретите возлюбленного моего,
что скажете вы ему?
что я изнемогаю от любви."
Он лежал и слушал, не слыша и лицо его было спокойным. Он был тёплым, даже не очень бледным, словно просто спал.
Если бы только не это постоянное, постоянное шипение, такое же разнообразное, как и дыхание. Сильнее-слабее, глуховато-вязко, надсадно-давяще, с шелестом и ритмичным попискиванием сигнала. Джеф, открой глаза!, посмотри, посмотри на меня, мне так страшно!
– Положи меня, как печать, на сердце твоё, – прошептала она, глядя на Джефа.
Майк поднял голову, присматриваясь к ней.
– Как перстень, на руку твою: ибо крепка как смерть, любовь.
Она не замечала стынущих струек на своём лице, только почему-то Джеф расплывался, теряя очертания и словно отдалялся от неё, да ещё противно щекотало в носу.
Николь сидела, покачиваясь и говорила, словно сама с собой. Она сейчас была похожа скорее на сумасшедшую, чем на нормальную и у Майка, смотрящего на неё, болезненно сжималось сердце. Николь всё шептала и шептала и он едва разбирал слова, так тихо она говорила:
– Большие воды не могут потушить любви,
и реки не зальют её.
Если бы кто давал всё богатство дома своего за любовь,
то он был бы отвергнут с презрением.
Когда перед обедом заглянули Том с Мариной, Том попытался забрать Николь домой. Он поглядывал на Майка, словно в поисках поддержки и уговаривал поехать домой. Перекусить, как он говорил, передохнуть. Выспаться, наконец. Николь словно не слышала его, сидя молча. Но когда он взял её за руку, вырвала её и уставилась на него такими мрачными глазами, что Том сразу понял: спокойными уговорами тут не обойтись. Снимать ремень и заставлять идти её силой было невозможно. Госпиталь не слишком подходящее место для такого рода убеждений. Он стоял, досадуя и пытался придумать способ, как заставить её делать то, что нужно, как к нему подошёл Майк. Положил на плечо руку.
– Не трогай её сейчас, не надо, – посоветовал он, – пусть.
– Я могу с ней остаться, – сказала Марина, утешая Тома.
И Том поехал домой один. Заглянул в пустом доме в одну комнату, в другую.
В