Такая Николь пугала Марину не меньше состояния, в котором находился Джеф.
– Оставь её в покое, – посоветовал, наконец, шёпотом Майк, наклонившись к Марине. – У неё просто шок. Она всё равно сейчас ничего не воспринимает, кроме него. Пусть сидит.
Пару раз Марина всё же задремала, каждый раз просыпаясь от какого-то смутного испуга. И каждый раз видела Николь, сидящую на краю кровати Джефа, чуть покачиваясь: вперёд-назад, вперёд-назад. И как ни странно, Марина неожиданно успокаивалась, словно зрелище Николь, бодрствующей возле кровати вселяло в неё веру, что всё будет в порядке. Майк сидел напротив Николь, обхватив голову руками и, кажется, так за ночь и не шевельнулся.
Утром госпиталь проснулся. Было ещё совсем темно, но из коридора уже доносились шаги, металлическое бряканье провозимых тележек, голоса, шорох колес. Для Джефа тёмное утро началось с уколов. Пришла медсестра, проверила аппаратуру, поправила датчики, наклеенные на его тело, измерила ему температуру, вложив в рот термометр. Поставила два укола, объяснив Николь, что это такое и для чего ставится. Записала всё это в картулежащую в специальном ящике, прикрепленном в спинке кровати.
Николь заметила сиделку, как только она вошла и сразу словно очнулась.
Оказывается уже утро. С улицы лился фонарный свет – рассвет ещё на наступил. Николь внимательно проследила за всеми действиями сиделки тревожными глазами.
Когда начало светать, Марина вынуждена была уехать. Ей хотелось поговорить с отцом Вильхельмом, нужно было дать задание секретарше, потому, что она вряд ли сможет сегодня работать и, наконец, в ней нуждался Том.
– Я приеду после обеда, – сказала она, обнимая Николь. – Тебе нужно будет отдохнуть.
Утро, воцарившись и снабдив госпиталь обходящими больных врачами, принесло новые огорчения. Во время обхода, врач, сопровождаемый