Он проводил меня до моей улицы и сказал на прощание:
– Я пришлю казака помочь вам. А о муже не беспокойтесь. Я его увижу и передам ему все…
Боже! Улицу узнать нельзя, вся оказалась запруженной подводами. А когда я шла по ней час тому назад, она была совершенно пустая и тихая.
В два ряда ехали по ней хозяйственные двуколки и фургоны, на которых горой лежали мешки, ящики, тюки. Я едва добралась до дому.
– Гайдамакин! Скорее укладывайся. Нужно уезжать! – У калитки стояли все санитары и Гайдамакин. – В штабе сказали, чтобы мы немедленно уезжали в Карс. Запрягайте лошадей и грузите все, что ценное. Ящики с неприкосновенным имуществом – в первую голову.
Но дисциплина и муштровка мужа сказались сразу. На мой приказ запрягать немедленно лошадей санитары стояли и переминались с ноги на ногу, но никто не шел.
– Как же мы можем уехать, когда старший врач нас оставил охранять имущество! – говорит санитар, который оставлен за старшего.
– Так вы это имущество и возьмете с собой, чтобы оно не пропало!
– А сено? Его много, мы не можем ведь увезти?
– Нет, конечно! Но сено – недорогая вещь.
А обозы идут, идут, идут… Улица так густо запружена, что только шагом по ней можно двигаться. А санитары мои все стоят, смотрят на бесконечную вереницу подвод, но не идут запрягать…
Я пошла в дом и стала помогать укладывать вещи.
– Гайдамакин, ты сказал мадам Штровман, что мы уезжаем?
– Да, она знает.
Вещи мы бросали в сундук как попало.
– Гайдамакин, всякую еду складывай в ящик. Мы все оставим здесь! Когда барин вернется, у него хоть еда будет!
Прибежал санитар:
– Казак пришел из штаба; сказал, чтобы мы уезжали! Мы уж запрягли лошадей.
– Вот хорошо. Выносите все и укладывайте на двуколки.
Гайдамакин позвал двух санитаров, подняли половицы и туда спустили ящики; один с напитками, другой со съедобными вещами; туда же спрятали самовары и всю посуду; доски опять положили на место, а щели замели, чтобы не было заметно…
Догадается ли только муж, что у него под полом масса вкусных и нужных для него вещей? Прятали мы не только от турок, которые, может быть, и не дойдут до нашего дома, а свои-то уж, наверное, разграбят дочиста. Хотела я написать мужу записку, чтобы знал, что под полом есть все, но страшно – свои прочтут!..
– Скажи, Гайдамакин, мадам, что сейчас мы уезжаем.
– Да она уж давно сидит на двуколке!
Я последний раз обвела взглядом пустую, разоренную комнату. Никаких признаков, что недавно еще в ней было сравнительно уютно, что столько народу в ней сидели мирно; пили, ели, разговаривали. Все кончилось! Ничего не осталось от этого маленького мира!
– Пора ехать! А то все уедут; мы дороги не знаем! – говорит санитар.
– Хорошо! Идемте. Двери оставьте открытыми. Так лучше, чтобы не привлекать внимания любопытных! Калитку тоже не закрывайте…
Солнце было уже высоко, когда мы тронулись в путь. Несмотря