Гром орудий, взрывы снарядов, свист пуль – все это казалось мне недостаточным. Главное оставалось впереди, именно там, где мы сойдемся грудь с грудью с врагом… И я, как привязанный зверь, рвался вперед, я просил ротного командира послать меня с полуротой на левый фланг помочь хоть чем-нибудь 4-му батальону который едва отбивался от впятеро сильнейшего наседавшего противника. Но штабс-капитан Василевич благоразумно сдерживал мой порыв, говоря, что придет еще и наш черед.
День уже близился к вечеру. Побагровевшее солнце, как огромный огненный шар, склонялось на запад, озаряя землю красноватыми лучами. Чистое, безоблачное небо слегка заалелось. Жара заметно спадала. Бой хотя и продолжался, но чувствовался уже какой-то благоприятный для нас перелом. Наступательный порыв австрийцев, потрепанных нашим сокрушительным ружейным, пулеметным и особенно артиллерийским огнем, значительно ослабел. Спустившись в лощину и запрудив собой деревню Жуков, враг был, очевидно, материально расстроен и морально подавлен и двигаться дальше не мог. Между тем дух наших войск рос с каждой минутой. Всякому было ясно, что противник выдохся и истекает кровью, как раненый зверь, и достаточно только броситься вперед, чтобы его окончательно добить. Само собой, назревала решительная минута нашего контрнаступления. Я не мог более сдерживать себя и закричал ротному командиру с болезненным выражением на лице, что уже пора нам наступать, иначе потом будет поздно. Но штабс-капитан Василевич только нетерпеливо махнул рукой. Вдруг правее нас какие-то зеленоватые цепи, согнувшись, начали перебегать по полю в сторону противника. Тотчас послышалось резкое и частое хлопанье австрийских ружей, и равномерно, то сливаясь вместе, то разделяясь, затрещали пулеметы. С лихорадочной дрожью я присмотрелся туда и весь затрепетал от охватившего меня волнения и радости. «Боже! Да ведь это наши, наши наступают!» – пронеслось у меня, и, забыв все на свете, даже не взглянув на ротного командира, я закричал лежавшим около меня солдатам:
– Братцы! Вон на тот бугорок за мной вперед!
Придерживая рукой шашку, я выбежал вместе с несколькими десятками солдат на горку. Тотчас прибежала туда и вся рота и впопыхах залегла тесной кучей на совершенно обнаженном скате перед самым носом противника. Едва мы показались, как австрийцы, засевшие в деревне Жуков, засыпали нас градом пуль, которые с пронзительным свистом, сливавшимся почти в один непрерывный звук, проносились над нами и вокруг нас, и с глухим стуком одна за другой ударялись об землю, вздымая маленькие облачка пыли… Некоторые рикошетили и пролетали около самого уха, жалобно взвизгивая. Поднялся невообразимый шум. К этому хаосу самых разнообразных звуков примешались болезненные громкие стоны раненых, команды начальников, безумные крики «Вперед! Вперед!»… Некоторые солдаты с испугу стреляли, не глядя куда, и чуть не попадали в своих же товарищей. Но большинство