десятки снарядов, сверля воздух и как-то жалобно воя, и через несколько секунд издали доносились частые и глухие звуки разрывов. А там!.. Что делалось там, где чернели эти массы людей?! Там был ужас, там был ад!.. Наши шрапнели рвались одна за другой, иногда по пяти, по восьми сразу, засыпая тысячами пуль хлынувшие волны врага. Гранаты яростно вскидывали вверх черные фонтаны земли. Весь скат, который только мог охватить глаз, устилали облака желтой пыли, не успевавшей рассеяться от рвущихся беспрерывно снарядов, и сквозь эти облака, как сквозь дым, темнели наступавшие колонны противника. Я смотрю в бинокль на одну… Вот она быстро спускается по скату… Вдруг несколько белых дымков шрапнелей закружились около нее, и мгновенно она потонула в облаке пыли… Когда дым и пыль немного рассеялись, я увидел только жалкую кучку людей, которые как обезумевшие еще продолжали бежать… Боже, что это была за необыкновенная, захватывающая картина! Огонь нашей артиллерии все сметал на своем пути. Одна австрийская батарея расхрабрилась и стала на открытую позицию, но она не успела сделать и одного выстрела, как уже русские гранаты посыпались на нее, взрывая землю, разбивая зарядные ящики, ломая колеса… Через несколько минут австрийская батарея была разнесена вдребезги; на ее месте лишь валялись обломки орудий и зарядных ящиков, а прислуга оказалась частью перебитой, а частью разбежалась. Видно было, как колонны противника таяли одна за другой, уничтоженные ураганным огнем нашей артиллерии.
Враг обезумел от ужаса, ярости и бессильной злобы и, не выдержав губительного артиллерийского огня, бросился в лес, который находился правее нас в лощине, ища в нем спасения. Увлеченные метким огнем артиллерии и видя, как редеют цепи и колонны противника, мы сами готовы были ринуться вперед. Австрийцы, казалось, приостановили против нас наступление. Но не так обстояло дело на левом фланге, где развернулись третий и четвертый батальоны нашего полка. Я чаще и чаще с беспокойством начал вглядываться в ту сторону.
Австрийцы наступали там густыми колоннами. Шрапнели десятками рвались над ними, окутывая их облаками пыли и дыма, гранаты попадали иногда в самую середину людской волны, и видно было, как вместе с землей летели вверх куски человеческого мяса. Но на смену уничтоженным колоннам являлись все новые и новые, которые упорно продолжали наступать, сбегая по скату вниз к деревне Жуков. Вероятно, в этом месте австрийцы готовились нанести решительный удар. Наконец, зарокотали наши ружья и застучали пулеметы. Это открыли огонь третий и четвертый батальоны. Но противник, осыпаемый градом пуль и снарядов, подходил все ближе и ближе, стремясь охватить наш левый фланг. Австрийская артиллерия усилила огонь, и шрапнели гулко лопались вокруг нас. Осколки с визгом разлетались в разные стороны, с коротким стуком ударяясь в землю. Вот оторвалась от шрапнельного стакана дистанционная трубка[4] и с низким, постепенно понижающимся звуком «ф-р-р-р!» пронеслась над моей
