– Мой отец, Петруша, любил учиться. Он всю жизнь учился.
– Ты упрекаешь меня в лени? – со вздохом спросил император-отрок.
– Нет, нет, я только говорю.
– Лиза, не все же мне сидеть за книгами! Мне хочется повеселиться, погулять, теперь лето. Наступит зима, начну учиться… А Меншикова, Лиза, я скоро укрощу, я дам ему себя знать. Вот идет князь Иван, видно, на охоту меня звать… Отгадал я, Ваня? Ты на охоту пришел меня звать? Так? – весело проговорил Петр, идя навстречу своему любимцу.
– Не совсем так, государь, – ответил Долгоруков. – Посол от князя Меншикова прибыл, государь.
– Зачем еще?
– Меншиков тяжко болен… Вдруг захворал… при смерти… Просит тебя, государь, навестить его, письмо прислал.
– Как это скучно!.. Я не поеду. Лиза, не ехать?
– Воля твоя, государь.
Больной Меншиков был в своем имении в Ораниенбауме и оттуда прислал гонца с письмом к государю. Оно было написано дрожащею рукою, тепло и красноречиво; в нем Александр Данилович прощался с императором-отроком, увещевал его быть правосудным, принимать советы Остермана и других честных и правдивых вельмож, указывал Петру на его царские обязанности относительно России и т. д.
Кроме того, Меншиков, приготовляясь умирать, послал письма также и к членам верховного совета, поручал им свою семью и просил прощения, если согрешил перед кем.
Александр Данилович и на самом деле был очень слаб: он страдал сильной лихорадкой и кашлял кровью.
Волей-неволей юному государю пришлось отложить охоту и ради приличия поехать навестить больного министра.
Александр Данилович, худой, бледный, расслабленный лихорадкою, принял своего державного гостя лежа в постели.
– Прости, государь, что лежу перед твоим императорским величеством… Встал бы, да не могу, – слабым голосом проговорил он. – Умирать я собрался, государь.
– Зачем умирать? Живи.
– Что жить, когда жизнь немощного старика теперь стала никому не нужна? Пожил, послужил, пора очистить место другим, молодым, а мне и на покой… Верой и правдой служил я, государь, твоему великому деду; служил императрице Екатерине и тебе думал послужить нелицеприятно, да не судил Бог, не судил.
Тут Меншиков сильно закашлялся. Он стонал и метался.
Когда припадок кашля миновал, Меншиков опять заговорил:
– Государь, когда меня не станет, выбери себе достойного помощника, хоть Остермана; он хотя и немец, но, кажется, любит Россию и тебя, государь. Держава твоя велика, однако не устроена. Твой дед, покойный император, много трудился, много им начато, но не кончено, и тебе, государь, придется доканчивать. Послужи земле и народу, и за это Бог возвеличит тебя, как возвеличил твоего великого деда. Последуй ему, он до самой своей смерти неусыпно трудился. Если я в чем согрешил или провинился перед тобою – прости меня, верного и преданного тебе раба. Прости умирающему… Видит Бог, что все мои желания были к твоему, государь, благоденствию и к благоденствию твоего народа.
– Знаю и верю, князь Александр